Был апрель. И примерно месяц с болезненного расставания, которое глубоко меня потрясло. Я ходила к психологу, а на следующую неделю записалась к психиатру: сон превратился в череду коротких провалов в пустоту, еда потеряла вкус, а желания свелись к одному – чтобы все наконец закончилось. Я лежала пластом на диване, как разряженный аккумулятор, механически заказывая детям еду, отвечая на рабочие сообщения и даже отправляя тексты в печать прямо из постели, будто тело и мозг существовали отдельно друг от друга. Режим выживания.
Моя близкая подруга повезла дочку в лагерь, «куда-то в Краснодарский край». Пытаясь расшевелить, слала фото из поезда, с Красной площади, с Арбата, снова из поезда: «Смотри, Оля, жизнь есть!»
И одно фото изменило все: на нем был ее сын в шортах и футболке в плетеных качелях на террасе третьего этажа гостевого дома в Аше (Лазаревский район Сочи). Дом у высокой горы утопал в зелени, чистое небо и солнце завершали картину этой небывалой нирваны.
– Прилетай, здесь сутки в люксе всего 800 рублей, – писала подруга.
– Ага, утром буду, – с сарказмом ответила я, убрала телефон под подушку и решила спать дальше.
Но сон не приходил. Зато пришло понимание: я должна оказаться там. Прямо сейчас.
Через три часа у меня был билет на завтра – за 33 тысячи с пересадкой в Новосибирске, жилье в центре Адлера и десяток туристических маршрутов, от Сочи до Туапсе, любезно разработанных нашей одногруппницей, давно перебравшейся на юг.
Я договорилась с бывшим мужем, что дети поживут неделю с ним – благо, впереди были майские, только два школьных дня. Скидала в чемодан легкие вещи, на всякий случай – сандалии и старые шорты, легла спать, а наутро улетела в неизвестность.
Это было самое спонтанное решение в жизни.
Если точнее, в моей жизни вообще никогда не было места спонтанности: только планы, ответственность, понимание рисков, контроль и предсказуемость. Я всегда была той, кто тщательно взвешивал каждое решение, заранее прокладывал маршрут и рассчитывал время. Кто считал деньги, откладывая на ремонт, обучение и полезные штуки, и почти никогда не разрешал себе лишних радостей.
Но в тот момент что-то внутри меня щелкнуло: на-пле-вать.
Это был не порыв – бунт.
Это был способ выжить или, черт возьми, умереть уже в этом самолете, ведь много лет я панически боялась летать…
