Пахнет осенью, поздним ноябрем, но еще тепло. Темно так, что видно, как в небе блестят и переливаются тысячами граней, словно камешки чешского стекла из маминой любимой брошки, звезды.
Обогнув вертушку, Вета вышла из проходной швейной фабрики, подняла голову, залюбовалась. Жуть, как красиво. И хрупко. И, кажется, стоит только крикнуть «Привет» и небо взорвется и разлетится миллионами осколков по всей площади.
– Привет!
От припаркованной у входа в парк машины отделилась темная фигура и двинулась ей навстречу. Она узнала его. Треугольный силуэт Витьки Суркана с искрящимся огоньком сигареты у лица надвигался стремительно и неотвратимо.
Вета посмотрела на темную аллею вдоль ограды парка. Увильнуть не удастся.
Перепрыгивая ступеньки, Витька взбежал на крыльцо, последний раз затянулся и пульнул сигарету в урну.
– Давно тебя ждем!
– Кто именно?
– Я и Турок. А тебе еще кто-то нужен?
– Никто мне не нужен, – фыркнула Вета и сделала шаг в сторону, но Витька перегородил спуск.
– Выходит, мы зря ждали?
– Выходит, зря. Я вас не просила. И что вам от меня надо?
– Жениться, – ухмыльнулся Витька и вцепился жилистыми пальцами ей в запястье.
– Отстань. – Вета дернула руку и побежала вниз по ступенькам. – Отцепитесь от меня все.
В поздний час на улице пустынно, Вета перебежала дорогу и пошла быстрым шагом по темной аллее. Свернула за поворот, прислушалась – тихо. Неужели отстали? Выдохнула и пошла спокойнее. От первого производства швейной фабрики до второго метров 700, вот уже виден желтый корпус кирпичного здания. Сзади послышалось тихое шуршание покрышек об асфальт. Вета оглянулась. Так и есть. Голубой «Москвич» медленно полз за нею. Острые иголочки защекотали спину, руки похолодели. Осталось всего 100 метров. Она прибавила шаг и услышала, как взвизгнула и резко рванула машина.
Ворота проходной они достигли одновременно. Передние двери «Москвича» резко распахнулись…
– Вета! Что происходит?!
Мать стояла в дверях, на ее груди посверкивала звездными гранями чешская брошь.
«Москвич» хлопнул дверьми, зарычат мотором, взвизгнул колесами, и со свистом скрылся в переулке.
Утрешнее «чтонадеть» завершилось юбкой солнце-клеш и белой шелковой блузкой-разлетайкой. Одеваться с поломанной рукой занятие то еще, хорошо хоть не зима, зимой бы она не справилась. Одной рукой натянув юбку и нырнув в вырез блузки, Вета закусила кончик пояса, потянула, и готово. Кокетливо покружилась перед зеркалом и осталась довольна. Вид портила лишь загипсованная правая рука, но тут уж ничего не поделаешь. Вета сгребла левой рукой учебник с тетрадкой и вышла из дома.
Спустившись по ступенькам, огляделась в поисках укромного местечка. Прямо под окнами их квартиры на первом этаже метлой вверх торчало дерево неизвестной породы. Узкий ствол и жидкая листва отбрасывали мало тени, но все же худо-бедно защищали от южного майского солнца.
Вета присела на разогретый бетон подвального ограждения. Широкий выступ часто служил местом для вечерних молодежных посиделок и совсем не радовал родителей Веты, как и остальных жильцов дома, чьи окна выходили на эту часть двора. Но в полдень здесь обычно пусто и тихо.
Вета положила учебник и тетрадку на край выступа, прижала освободившейся рукой разлетающийся подол юбки к ногам и села.
Химия – не самый легкий предмет, давалась ей с трудом, а экзамен – это не лабораторная работа, тут либо знаешь, либо нет. Шпоры левой рукой не попишешь. Чтобы лучше запомнить материал, Вета стала вырисовывать в тетрадке бензольное кольцо. Кольцо получалось кривым.