Маленькая рыбка лучше большого червя.
Апостол Андрей
Лорд Баренс нажал кнопку на пульте и произнес бархатистым голосом царедворца:
– Обратите внимание…
– Спаситель обращал воду в вино, Мерлин – одного мужика в другого с целью создания третьего. Во что будем обращать внимание? – Сергей Лисиченко придал лицу выражение насмешливой заинтересованности.
– Пока что в молчание, – с легким недовольством ответил гуру разработчиков Института Экспериментальной Истории.
– Не, ну это как-то совсем не прикольно…
– Лис, погоди! – прервал друга Вальдар Камдил, готовый с надлежащим почтением выслушать, ради чего их, входящих в десятку лучших институтских оперативников, вытащили из тренировочного зала пред ясны очи научных светил.
Между тем экран ожил, открывая взорам кабинет, убранный с царской роскошью в довольно строгом стиле. За столом, склонившись над бумагами, сидел человек в зеленом, с высоким красным воротом, камзоле, пудреном белом парике и что-то писал отточенным гусиным пером.
Послышался негромкий стук, дверь приоткрылась.
– Ваше императорское величество, позвольте доложить. Прибыл граф Суворов.
– Зови.
– Но… – докладывающий замялся, – позвольте сказать. Его сиятельство одет не по форме: в мундир времен покойной государыни.
Император вышел из-за стола, оглядел склонившегося перед ним вельможу и процедил сквозь зубы:
– Что он смутьян, я знаю. Касательно же сути – граф Александр Васильевич стоит десятков иных военачальников, одетых надлежаще. Зови!
– Это что же, Павел Первый, он же последний? – уточнил Лис.
– Он самый, – подтвердил лорд Баренс. – А в гости к нему, как вы, несомненно, поняли, сам фельдмаршал Суворов пожаловал.
Между тем придворный скрылся за дверью, а в кабинет стремительно вошел, почти вбежал сухощавый пожилой мужчина, подвижный, словно пламя свечи на ветру, с забавным хохолком седых волос над высоким лбом. Император страдальческим взглядом смерил великого полководца:
– Я вижу, русскому Марсу нет дела до указов царских.
– Опасаюсь, ваше величество, что в мундире том я уж буду не Марс, а статуй Марсовый. В шагу жмет-с и на голову давит. А в таком положении мне службу на благо Отечества исполнять не подобает.
Павел отступил на шаг и отвернулся, чтобы Суворов не увидел его недовольной гримасы. Он искренне считал фельдмаршала одним из главнейших сокровищ короны, но строптивость и едкие речи лучшего из военачальников выводили его из себя.
Нынешний российский монарх, большую часть дней своих проведший в размышлениях и военных учениях вдали от роскошного двора Екатерины, был убежден, что все решают порядок, железная дисциплина и чинопочитание. Чуть в сторону, и совершенное строение рухнет! Суворов же все делал насупротив, и не втолкуешь. Однако ж, как бить врага, так виктория неизменно сопутствовала ему.
Сочтя за благо на сей раз пренебречь формальностями, Павел вперил в собеседника немигающий взгляд.
– Мой августейший собрат, император Священной Римской империи, и его кригсрат, сиречь военный совет, желали бы видеть вас, Александр Васильевич, во главе союзной армии. Оная же отправляется в италийские владения Австрийской империи, дабы изгнать неприятеля, искоренив тем самым ядовитую поросль вольтерьянства, и остановить кровавое безумие, именуемое этими гнусными цареубийцами революцией. Что скажете?
– Я польщен их выбором и верю, что русский штык над французским всегда возобладает.
– Что вам известно, господин фельдмаршал, о генералах, которые будут противостоять нам? – Камера бесстрастно зафиксировала пытливый взгляд Суворова, брошенный на императора. Старому полководцу было чему дивиться: никогда еще монархи не интересовались его мнением о личных качествах противника. Да и какое им, по сути, дело – враг сокрушен! Гони супостата! Виктория! Господу хвала!
