Впервые Ярцев появился у нас месяц назад.
Столик выбрал в глубине зала – у панорамного окна. Подманил меня
и сделал заказ: филе сома в сухарях и овощное соте. Мысленно я
окрестила его адвокатом. Мне казалось, так они выглядят: высокий
привлекательный мужчина в костюме и с папкой, от которой пахло
дорогой кожей.
Окно выходило на парковку: там, как верный конь, его ждал с
обеда черный «ягуар».
С тех пор он каждый день приходил на бизнес-ланч, заказывал
рыбу, иногда аперитив – под хорошее настроение. Чаевых всегда
оставлял много.
– Что будете заказывать? – длинный фирменный фартук обхватывал
меня подмышками, как черный саван, и сдавливал грудь. Вопрос
прозвучал с придыханием, словно я безнадежно влюблена. Зато этот
фартук меня стройнит.
Ярцев поднял голову и тепло улыбнулся.
Симпатичный, с неуловимо-восточной жилкой. Узкое лицо, чисто
выбритые щеки, а еще от него приятно пахло. Эта смесь кожи,
нагретого дерева и мускуса должна стоить сумасшедшие деньги. Чего
еще ждать от человека с «ягуаром»?
Но больше всего мне нравились глаза: из-за голубоватого цвета
взгляд казался прозрачным и холодным.
Ярцеву было за сорок, хотя стрижка пыталась исправить
впечатление. Каштановые, слегка вьющиеся волосы стрижены
по-молодежному, в среднюю длину и уложены в художественном
беспорядке. Отдаленно напоминает «укладку» моего мужа, когда он
просыпается с похмелья.
Фамилию я узнала так: однажды он попросил поменять приборы. Я
сбегала на кухню, вернулась, и пока педантично сервировала стол, у
него зазвонил телефон. «Ярцев» – ответил он.
Красивая фамилия.
У моего мужа фамилия Охмелюк. Не муж, а недоразумение.
– Мне как обычно, – он снова улыбнулся.
Улыбка грела, как неожиданный подарок. Мне он нравился, этот
Ярцев. Не только из-за чаевых. Он как обещание счастья – окно в
другую реальность, где все хорошо.
Никогда не придирался, не грубил. Так ведут себя счастливые
люди.
– А вам? – я обернулась к его спутнику, наставив ручку на
помятую страницу блокнота.
Он пришел со скучным мужиком лет пятидесяти – раздраженным и
каким-то надутым. Серый костюм сидел на нем, как на корове седло
из-за поплывшей фигуры.
– Водки грамм двести, – резко сказал он. Голос не вязался с
внешностью: твердый, сильный.
Я невозмутимо записала заказ и направилась к кухне. За спиной
набирал обороты спор: мужчина возмущался, Ярцев отвечал. Речь
звучала уверено, словно он привык иметь дело с трудными клиентами.
Мужик не затихал: «А насчет твоего сына! Это нелегко…»
Значит, у него сын, семья… Глупо было считать, что такой мужчина
холост.
А может, никакой Ярцев не адвокат. Взгляд у него безмятежный,
будто он познал себя и достиг нирваны. И голос проникновенный:
бархатистый, теплый.
Я представила, что он психотерапевт из клиники для богатых. А
что, похож. Мне нравилось гадать, примеряя на него разные роли.
Но даже в самых отчаянных мечтах я не представляла нас
вместе.
Каждый раз, когда Ярцев заканчивал обед, бросал крупную купюру
поверх счета и шел, гордый и прямой, к выходу, а затем садился в
свой «ягуар», я понимала, что никогда его не заинтересую. Между
нами даже не пропасть, а стеклянная стена – такие мужчины нас не
замечают. Это люди из другого мира, но я не расстраиваюсь. Мне не
восемнадцать, чтобы верить, что я повторю успех Золушки.
У меня не идеальное сложение, а искусанные губы и лицо
поцелованы солнцем: на губах пигментные пятна, на коже россыпь
веснушек. Пока они бледные, но начиная с июля я никого не
обману.
Волосы видели парикмахера прошлым летом, когда подруга уговорила
меня на мелирование. Тогда же они выгорели на концах под жарким
сочинским солнцем – я работала продавцом на пляже. Парео, очки,
шлепанцы: все для растерях и тех, кто покупает в последний
момент.
