После июльского 1955 года Пленума ЦК КПСС Хрущев пригласил Брежнева в свой кабинет, чтобы обсудить с ним некоторые насущные проблемы, ибо накопилось их немало за последнее время.
Он пригласил Леонида Ильича присесть на стул.
– Как там, Леонид Ильич, идут наши дела на передовом фронте? Чем можем похвастаться. Сможем ли мы наконец утереть нос этим капиталистам?
– Сложно, все, Никита Сергеевич.
– Я знал, Леонид Ильич, что будет сложно. Потому-то я и послал тебя, так как надеялся на тебя.
Леонид Ильич был в растерянности от такого разговора. Конкретно Хрущев не говорил ни о чем, а в чем же тогда он недоработал, вопреки всем стараниям. Конечно, больше всего его волновала целина, которая в этом году преподносила большой сюрприз, ибо с начала лета не было ни одного дождя, и, даже, если он сейчас прольется, то ничего не исправить. Урожая в этом году не будет даже того, что был в прошлом году. А это, значит, все силы, все труды напрасно. Что он мог сделать. Это чувство бессилия больше всего досаждало Брежневу, и он чувствовал себя беспомощным, и у него появлялись крамольные мысли – зачем они начинали осваивать целинные земли, зачем нагнали и мучают здесь тысячи людей, ведь очень непроста здесь природа.
– Да, мы ведь старались, Никита Сергеевич, но такая сейчас погода.
– Причем, здесь погода? Работать надо.
– Но мы ведь работали. Все шло по плану, засеяли полностью все земли и вовремя, в самые короткие строки.
– Что ты мне о своих посевах рассказываешь. Я тебя спрашиваю, почему это вы на стартовой площадке для наших ракет ничего не делаете?
Тут только Леонид Ильич понял, почему Хрущев вызвал его на ковер.
– Может, людей не хватает, так ты скажи, мы тебе еще стройбат дадим.
– Да, людей у нас хватает.
– Так, в чем же дело? Почему это Генеральный Конструктор мне жалуется на вас.
– Да, земля там такая, что ничем не возьмешь. Сначала жорства, пески шли, а теперь прессованная глина, которую ничем не возьмешь, разве только, что взрывать надо.
– Взрывать нельзя, а то сразу же обнаружат американцы наш секретный объект. Мы, итак, их пока за нос водим. Говорим, что у нас 259 тяжелых бомбардировщиков М-4, которые могут доставить атомное оружие до Америки, поэтому и сдерживаем их от нападения. А, если они разведают, что у нас только 50 таких самолетов, то нападут на нас тотчас. Так вот нам надо пользоваться этой передышкой. Сколько они еще не будут знать, сколько у нас самолетов. Год. Два. Думаю, не больше. Там тоже умные головы сидят. Так вот за это время нам надо сделать космодром. Ты понял меня, Леонид Ильич?
– Понял, Никита Сергеевич.
– Ничего ты не понял. С этого момента, ты должен быть там, на строительной площадке, и лично докладывать мне, как идут у нас дела на строительстве.
– Но, а как же уборочная.
– Там есть у тебя замы, пусть они занимаются. Хотя мне, кажется, что в этом году мы урожай просрали, и мне предстоит большой бой с Молотовым и его компанией, но, думаю, что я это наступление выдержу сейчас не 54 год, и я им не мальчишка для битья. А вот площадку для пуска ракет мы должны это сделать.
Понятно тебе.
– Понял, Никита Сергеевич.
Девушки проводили парней и собирались ложиться спать.
– Смотри, какая Луна светит, – сказала Лена, выглянув в окно.
Наташа подошла к подруге и тоже посмотрела в окно, где лунный свет посеребрил всю землю под общежитием.
– Совсем как у нас светит, – поддержала она подругу, и в этот момент тень грусти пробежала в её душе за родными краями. – Только вот нет здесь таких деревьев, которые у нас тянутся к небу, и по вечерам нежно шепчут нам ласковые мелодии под легкое дуновение ветра.
– Да, здесь намного беднее природа, а главное нет Днепра здесь. Мы любили купаться вечерами в реке, когда жара спадет, а вода еще такая теплая.
