«А егда ещё был в попех, прииде ко мне исповедатися девица, многими грехами обременена, блудному делу и малакии всякой повинна; нача мне, плакавшеся, подробну возвещати во церкви, пред Евангелием стоя. Аз же, треокаянный врачь, слышавшее от нея, сам разболевся, внутри жгом огнём блудным. И горько мне бысть в тот час…»
«Житие протопопа Аввакума»
Если, скажем, вы – житель городка П-ска (или, например, вы – его гость), и если вам, допустим, пожелается посетить здешний храм Вознесения Христова, то вам никоим образом не миновать паперти при сем храме. Никоим, говорю, образом… ни-ни! Даже и не предполагайте!
Потому что – таково здесь благорасположение маршрутов. Сначала, значит, – трамвайная и впритык к ней автобусная остановки. Затем вы переходите дорогу, ступаете на тротуарчик, сходите с тротуарчика, и здесь-то собственно и начинается паперть, а далее уже – высокое церковное крыльцо с синими перилами, золотистые церковные двери… ну, в общем, вам понятно, не так ли? И, говорю, никаким иным маршрутом, как только через паперть, вы в храм не попадете: ни в обход, ни с тылу, ни с торца…
Итак, паперть. Суетное, скорбное и, некоторым образом, философическое пространство. Так вот. Когда вы будете проходить по паперти, и уже совсем вознамеритесь ступить на церковное крыльцо с синими перилами, не забудьте перед тем взглянуть направо. Именно направо, а не налево, прошу это учесть самым обстоятельным образом!
Ибо – как раз справа от церковного крыльца я, автор сих строк, и располагаюсь. Вторым, считая от края ступеней. Первым, значит, располагается Динозавр, а вторым, акцентирую это обстоятельство повторно, ваш покорный слуга.
Дальше, за мною, ерзает на стылом осеннем ветру иной прочий бедовый народец, но это большей частью – всяческий второстепенный и малозначительный народец. Главные здесь – мы, то есть Динозавр, а затем уже и я.
Так что, говорю, обратите на нас с Динозавром свое благосклонное внимание и не обделите нас своими милостями, прежде чем ступить на синее церковное крылечко. Ведь очень может оказаться, что эти ваши милости будут единственным добрым делом во всей вашей суетной и малоосмысленной жизни.
Тем и оправдаетесь перед Судией. «А что хорошего, – спросит у вас Судия, – вы сотворили за вашу бесталанную жизнь? Ну же, припоминайте, окаянные!» «А вот, Господи, – припомните вы, – однажды, проходя по паперти храма Вознесения Христова, что в городке П-ске, мы подали милостыню двум нищим – Динозавру и Мальцеву-Пальцеву. Ну, тем самым, которые справа от церковного крылечка…» Мальцев-Пальцев – это как раз и есть я, ваш покорный слуга, который восседает всегда вторым справа от церковного крыльца, а о Динозавре я уже упоминал. «Ну, так…» – скажет на это Судия, да и ничего больше Он не скажет, потому что – о чем еще говорить? Не о чем говорить, ибо когда-то вы и вправду подали милостыню двум церковным нищим – Динозавру и Мальцеву-Пальцеву.
Вы, значит, подали, а Он, Судия, ваш поступок зафиксировал и занес в свои справедливые скрижали.
Тем, говорю я, и оправдаетесь.
Вот увидите, что так оно и будет.
Итак, вы уже уразумели, что я – нищий с паперти при храме Вознесения Христова, что в городке П-ске, и кличут меня соответственно – Мальцев-Пальцев.
Но в этом своем рассказе я буду говорить не о себе. И даже – не о Динозавре. Вы рассудите сами: кто мы с Динозавром такие, чтобы нам быть главными действующими лицами в каких-то повествованиях? Мы – церковные нищие, понятно вам? И по этой самой причине жизнь наша – маловразумительная, убогая и на события бедная. Нет в нашей жизни никакой многозначительности, и, соответственно, морали и философии также не имеется. А коль нет ни многозначительности, ни морали, ни философии, то, стало быть, и никакого внятного рассказа о такой жизни сочинить невозможно.
