Я, сидя на лавке в предбаннике, наблюдал за Тревором сквозь сигаретный дым. Банщик в этот миг загружал в большую стиральную машину наши вещи, предварительно выворачивая карманы. Кружка с недопитым пивом стояла передо мной на столе, заставленном бутылками и закуской. В открытую дверь мне было видно предрассветное небо и темные голые деревья, утопающие в сером тумане. Вчера вечером мы прибыли в Лесной поселок и сразу завернули сюда, благо баню никто не занял до нас. Тревор встретил нас приветливо, впрочем, как всегда. Отметив наше возвращение с Чертовой гати, мы не пошли в поселок и остались здесь до утра. С гати мы возвращались другой дорогой, миновав Городские развалины. Торопились. Ларри Кабан прислал на пейджер старого Джо сообщение, что для нас появилась срочная работа. Какие-то туристы застряли здесь и нуждались в проводниках. Сейчас редко кто носит с собой пейджеры, но в каждом баре они всегда есть. Тем, кто не таится и готов взяться за любую работу, эта связь просто необходима, потому что, сообщая барменам свой дальнейший путь, даешь координаты, где тебя найти если понадобишься.
Баня находилась на окраине поселка на берегу реки, полчаса назад Француз и Снайпер, выйдя из парилки, отправились охладиться. Только им могло прийти в голову, лезть в холодную воду глубокой осенью. И словно прочитав мои мысли Тревор сказал:
– Вода уже совсем холодная, скоро пойдет снег.
Мне нравилось смотреть, как первый снег ложится на мокрую черную землю, застилая ее белым покрывалом. По крайней мере, это лучше чем проливной дождь в холодное время года.
– Долго ждать? – спросил я, имея в виду приход снега. Сделав последний затяг, выдохнул облачко дыма, гася сигарету в пепельнице.
– На днях, – коротко ответил Банщик.
Тревор высокий и худющий, в свои шестьдесят лет, уже не первый год занимался банным бизнесом. Здесь можно было не только помыться и отдохнуть, но и привести свою одежду в порядок. Предбанник был довольно просторным, в нем умещался большой стол и несколько лавок. Дальний угол, за перегородкой, был приспособлен под прачечную, там Тревор стирал вещи в машинке, полоскал их в большом корыте и утюжил старым тяжелым утюгом после просушки. Вещи он сушил в другой теплой пристройке. Неподалеку от бани, под навесом на столбах, стоял мангал и уличная печь с большим казаном, в котором Тревор готовил мясо, в любое время дня и ночи. Готовил он хорошо, используя пряности в разумных количествах. Помимо крепких напитков здесь всегда можно было попить чаю с лимоном и медом или настоящий кофе, банщик сам его молол в кофемолке.
Баня пользовалась большим спросом, и я любил находиться здесь. Раньше моим излюбленным местом являлся бар Джака в Городских развалинах, а точнее маленькая и уютная комната одной девушки с мелодичным нежным голосом. Теперь я старался не появляться там, чтобы мне ничего не напоминало о ней. Не то чтобы я хотел совсем забыть Виолетту, просто не любил то состояние, когда воспоминания давят на душу пудовым камнем, заставляя впадать в жуткую депрессию. Иногда Виолетта мне снилась, но я никогда не видел ее лица, при этом голос звучал отчетливо…и смех, словно звон хрустальных колокольчиков. Тело Виолетты нашли у реки еще до нашего возвращения с Черной земли в Городские развалины. Мэри показала мне, где ее зарыли в лесу, неподалеку от самого бара. Одно радовало, здесь не бродят псы мутанты, иначе бы сразу раскопали могилу.
Вожак, Змей, Беркут и Стрелок находились еще в парилке, до меня из-за закрытой двери доносились их громкие голоса и смех. Допив пиво, я поставил кружку на стол и, подхватив автомат, побрел к реке. Дорогу я знал хорошо, иначе бы в тумане не раз запнулся о торчащие из земли корни старых деревьев, растущих за баней. Спустившись с пригорка к реке, обнаружил оружие и вещи друзей, лежащее на камнях у самой воды.
