Этот день я ожидал со смешанным чувством. С одной стороны, мне снова предстояло пережить не только приятные, но и трагические моменты удивительного путешествия, включая смерть моего лучшего друга и учителя. С другой – переполняло страстное желание поведать миру о необычайных приключениях, о которых пойдет мой рассказ.
Конечно же, он понимал, что рано или поздно человечество узнает и о нем, и о его изобретениях, и о его детище. Но, как человек, не лишенный здравого смысла, как истинный интеллигент и гуманист, был твердо убежден в том, что все созданное им однажды непременно попадет в руки людей, смыслом жизни которых являются жажда наживы и безграничная власть, жестокость и тирания. Он взял с меня клятву, что я смогу рассказать о нем только в прошедшем времени.
События, о которых я начинаю свое повествование, возможно, будут освещены не полностью в силу моей слабой подготовки в естественных науках, в чем заранее прошу прощения у моего взыскательного читателя, но, возможно, это обстоятельство и явилось решающим в том, что этот рассказ получил право на существование.
Его звали Борислав Лукаш. Чех по отцу, русский дворянин по матери, он впитал в себя все лучшее из того, что предоставила ему природа. Прямая осанка придавала ему особенную стать. Высокое стройное тело и упругие мышцы вызывали у меня неподдельное восхищение. Только седина слегка вьющихся волос, глубокие морщины на высоком лбу и около рта, густые седые брови да, пожалуй, слегка старческий тембр мягкого баритона могли выдать его возраст. Острый, колючий взгляд глубоко посаженных глаз удивительным образом преображался и становился теплым и ласковым, когда он общался с моими детьми.
Начинался тихий субботний день 20 сентября далекого 1971 года, когда природа уже не балует нас безмятежным и ласковым утренним теплом. Солнце обагрило своими ранними лучами верхушки деревьев, подернутых золотом осени, но нашу палатку на берегу озера все еще окутывала утренняя мгла. Мои мальчишки, нежась под теплым пуховым одеялом, еще досматривали свои сны, когда я осторожно, чтобы не разбудить их, вылез наружу, чтобы сделать несколько согревающих упражнений.
Мне всегда доставляло удовольствие иногда просто так, без какой-либо цели, побродить ранним утром по лесу или по берегу озера, реки, вдохнуть утренней свежести, разогреть мышцы, развеять остатки сна. Спустя минут пятнадцать—двадцать я направился назад к нашему маленькому лагерю, по пути собирая хворост для костра, когда мое внимание привлек какой-то странный для этих мест, да и для моего восприятия, предмет.
Это была сигарообразная, вертикально стоящая башня. Она имела тускло-серебристый цвет, но даже освещенная верхняя ее часть не блестела на солнце подсознательно ожидаемым, характерным металлическим блеском. Очевидная бесполезность одиноко стоящего сооружения в лесной глуши на берегу озера довершила мое крайнее удивление. «Марсиане», – пронеслось в моем мозгу. Тут же живо всплыли в памяти сцены из старого фильма «Аэлита».
Я спрятался за стволом дерева. Сердце бешено колотилось. Удивление и испуг сменились страхом. Испуг сможет преодолеть любой мужественный человек, но лишь тогда, когда он осознает его истоки, понимает его природу и находит возможность противостоять ему. Иначе – это парализующий волю, всепоглощающий, животный, неосознанный страх. Страх перед неизвестным ввергал в панику людей всех поколений. Он холодил души храбрецам, сильных делал слабыми, вводил их в благоговейный трепет перед грядущей, казалось, неизбежностью. Первым моим порывом было желание убежать, но страх, ставший почти инфернальным, сковал ноги.
