Матери, Айше Джакыповой
…Акун сидел в городской библиотеке, перечитывая, листал страницы «Манаса», и вдруг поразило: Айчурек, гордая, несравненная Айчурек, обернувшись белой лебедицей, среди людей отыскивает суженого.
Акун недоумевал – неужели так и не вспомнила бы о своем Семетее, если б не нашествие армий Толтоя, не его сватовство и не угрозы насилия?
В отчаянии приняла облик лебедя.
Образ непорочной высокой чистоты.
Но сколько здесь, однако, и здравого смысла, какой тонкий расчет!
Семетей, сын богатыря Манаса – беспечный соколятник.
Так вот: она заманит его любимейшего сокола, а следом и гордеца Семетея.
Эта женская самоуверенность: Семетей не устоит перед ее победной красотой.
Акун представил себе момент превращения Айчурек в царственную белокрылую птицу, пленение сокола! И ярость, растерянность Семетея.
Но разве Семетей не знал, что оба они еще детьми просватаны их отцами?
Знал, но словно забыл!
Знал, не мог и забыть, тем не менее обзавелся семьей.
А если бы не отчаянная решимость Айчурек, бросившейся на его поиски, то не соединиться бы им во веки веков?
И это – истинная любовь?
Не страсть, даже не слепое повиновение обычаю, а лишь сознание, что в борьбе с врагами не обойтись друг без друга.
Айчурек была достойнейшей из достойных.
Такова их любовь, легендарных богатырей, любовь и брачный союз: в стремлении объединить свой народ, продолжить род, выстоять и победить.
Святое стремление и святая любовь.
Акун и в троллейбусе думал об Айчурек.
В темном окне среди путаницы отражений, которых пронизывали стремительно пролетавшие огни, ему виделись белокрылая Айчурек и Семетей, их первая встреча.
Сначала он послал за соколом соратника своего, но тот вернулся ни с чем.
Первая встреча.
Разгневанный Семетей с упреками обрушивается на Айчурек: старая дева, упрямица, до седых волос просидевшая на отцовском тёре!1
Грубые, несправедливые слова!
Не к лицу они богатырю.
«Упреки, простонародная брань, – сам с собой спорил Акун, – и из уст Семетея?
Пусть бы злобствовали Толтой и его прихвостень Чынкожо – куда ни шло.
А манасчи-сказитель и здесь доказал свою проницательность!
Именно жених, возлюбленный, упрекает.
Его несдержанный гнев и брань только возвышают безмолвствующую Айчурек!»
Дома Акун попытался набросать на бумагу сцену встречи, как она представлялась.
Не дать ей потускнеть и уйти из памяти.
У него горло дрожало от нетерпения.
Нужно бы на картоне, маслом, но опять забыл заскочить в киоск.
Опять «завтра», все у него на завтра.
Он отбросил уголь и сел напротив эскиза, разглядывая, устало опустив руки.
Всего-навсего стройная девичья фигурка, короткая юбочка – прямо-таки современная мини… разлетевшиеся по ветру волосы и два нежных крыла за спиной.
Акун сорвал с мольберта планшет и зашвырнул в угол.
Он в седле, и надо ему перебраться на тот берег разлившегося Ургенча, ветер, волны – верблюжьи горбы, а не волны.
Но чудо-конь Тайбурул кидается в воду.
За бурлящей рекой сверкает золотистыми шестами свадебная юрта Айчурек, толпятся тридцать девушек, тридцать молодух…
Что есть силы Акун взмахивает камчой, конь хрипит, борясь с течением, Акун в страхе закрывает глаза, не удержаться за конскую гриву, губы сами собой шепчут молитву: ты, отец наш, Манас, отец Бакай, предки мои!..
Тайбурул выносит его на берег, ледяные ручьи стекают с гривы…
И будто нет уже девушек, Акун их не видит, одна Айчурек в белоснежном платье, вышитом серебром, в белом дрожащем сиянии!
Это два крыла за спиной.
И на вытянутых руках обнаженный меч.
Тайбурул под Акуном ярится, встает на дыбы, из-под копыт брызжет галька.
Камень ударяется о меч, и сталь певуче звенит.
Но нет – вот и девушки окружают всадника, осыпают коня цветами, ссаживают Акуна.
