Мотор «Панчо В.» пыхтел в ночи, светлой от луны и тумана. В густой воде гавани сонно ворочались железные туши танкеров. По нависшим над катером бортам прыгало фыркающее эхо. Маслянистый отблеск керосиновой лампы, подвешенной на корме, пробегал по влажным бокам кораблей и таял в молочной тьме.
Луч маяка скользнул по палубе, как прожектор по тюремному двору, осветив нечесаную бороду, резкое обветренное лицо, серебряного осьминога на кокарде. Дрогнул боливийский флаг, выхваченный светом. Громко щелкнул тумблер. Помехи ударили шершавой волной, и дядюшка Гаспар невольно пригнулся: шум мог обернуться воем патрульного катера. Крупный шимпанзе отскочил от радиолы, гримасничая. Взахлеб забормотал диктор.
– …охватившей Сиам, запрещен ввоз…
– Балобо!
– …мешают работе ветери…
Щелчок – рубка погрузилась в тишину. Гаспар настороженно оглядел ближайший корабль – не привлек ли катер внимания матроса, скучающего на вахте? Танкер казался вымершим; «Панчо В.» благополучно проскользнул мимо. Балобо забился в угол и с испугом поглядывал на Гаспара, но тот был слишком занят: на выходе из бухты столпились баржи, ожидающие досмотра, и он еле успевал маневрировать между гигантами, выплывающими из тумана.
Наконец «Панчо В.» выбрался в открытое море. Налетела волна, и катер запрыгал по лунной дорожке. Придерживая штурвал, Гаспар достал из нагрудного кармана мятую самокрутку и коробок. Пожевав конец сигареты, чтобы табак не лез в рот, чиркнул спичкой о рукав ветровки и на пару секунд залюбовался вязким пламенем. Хорошая боливийская спичка горит даже под водой, – капитан Кусто носил с собой запас на случай, если в батискафе возникнет течь и придется разжечь последнюю трубку.
Сигарета трещала, от сырой бумаги несло типографской краской. Гаспар закашлялся в кулак, содрогаясь всем телом. Пахнущий водорослями дым окутал долговязую фигуру и развеялся порывом ветра. Гаспар довольно вздохнул, насмешливо покосился на Балобо: шимпанзе тянул из руки Гаспара кисет, виновато посмеиваясь. Черные пальцы скрутили бумагу, чиркнула спичка, и Балобо тем же, что и Гаспар, жестом спрятал огонек в ладонь, спасая сигарету от брызг.
Ван Фэнь ждал. Огни на джонке были погашены, легкий запах навоза смешивался с благовониями. Иногда из-за тонкой переборки доносилось хрюканье, и внутреннее пламя, глодавшее Фэня, разгоралось сильней. Ван Фэнь раздувал ноздри, губы дергались: в темноте не нужно было следить за лицом. Пальцы перебирали нефритовые четки. Днем корабельный гадальщик обещал денежные неприятности, – Ван Фэнь коротко взглянул, и бедняга вышел с восковым от ужаса лицом. Другое дело Ван Фэнь отложил бы, но сейчас медлить было нельзя. Нетерпение пожирало Ван Фэня, возможность неудачи обдавала гневным потом. Перевозчик опаздывал. Слепая жадная луна заглядывала сквозь жалюзи. Гладкие камешки щелкали в руке все быстрее.
В каюту постучали. Ван Фэнь выпрямился, тяжелые веки притушили алчный огонь. В дверь просунулся босой матрос с масляными от опия зрачками.
– Господин… гость прибыл.
Ван Фэнь поддернул рукава халата, огладил висячие усы. Зажег фонарь, обтянутый бледной бумагой, и вышел на палубу. «Панчо В.» уже пришвартовался к джонке, и Ван Фэнь почувствовал облегчение.
– Очень рад видеть тебя, – поклонился он. Гаспар кивнул. Рядом темнела обезьянья тень – мерзкое животное, приносящее несчастья, ни на шаг не отходило от хозяина. – Благополучен ли был твой путь?
– Туман, – бросил Гаспар.
Ван Фэнь поднял фонарь, давая сигнал. Джонку залил мягкий свет, засуетились матросы, переговариваясь птичьими голосами. Стукнули сходни, луна качнулась меж прутьями решетки, и на палубу спустилась первая клетка. Балобо сунул палец и тут же отдернул, удивленно вскрикнув. В клетке хрюкнули.
