Жидкая жизнь сублейтенанта Замфира

Василе Замфир часто просыпался на мокрой простыне с бешено бьющимся сердцем — ему снились яркие и слишком правдоподобные сны. За ним гналась огромная улитка с беззубым и слюнявым, как у прабабушки Аурики, ртом. Клацали челюстями у розовых пяток волки в гимназических фуражках. Ходил вокруг сарая дворник Михай с острыми и узкими осколками стекла вместо пальцев, а дверь была почему-то намного меньше проёма и закрывалась на хлипкий крючок. Золотозубый цыган с курчавой бородой уводил его в цыганский табор и отпиливал ему ноги ржавой пилой, чтоб жальче было милостыню просить. Один раз матушка нарезала его сочными ломтями и разложила на тарелки гостям, и он проснулся со вкусом печёного яблока во рту. Василикэ был хорошенький, сладенький, радость и сокровище, каждый хотел его украсть и съесть.

Замфир рос, менялись и кошмары. Последние пару лет они стали мёртвыми и железными. Теперь мягкое тело Василе перемалывали траками танков, разрывали его на части шрапнелью, выжигали лёгкие хлором, и так — с того самого дня, когда в Сараево застрелили эрцгерцога Фердинанда.

* * *

К новому месту службы сублейтенант Замфир прибыл на дрезине. Солдаты за его спиной налегли на рычаги и отбыли в сторону Чадыр-Лунги, а он остался на пустой платформе. Перед ним сочился влагой деревянный щит с узкими чёрными буквами "Казаклия". В щелях между досками, как и вокруг них, и в просветах грубо сбитой платформы под ногами — глянцево блестела мясистая тёмно-зелёная трава. Левее, около столба семафора — будка на сваях, за ней — небольшой дом, двор, грязные куры. На верёвках — бельё, то ли сушится, то ли полощется под непрерывным мелким дождём. И ни души.

Растерянно оглядевшись, сублейтенант спустился по размокшим деревянным ступеням и остановился на последней: к дому стрелочника уходила полоса липкой грязи с болотцами дождевой воды. Он нерешительно посмотрел на носки начищенных чёрных сапог и еле слышно застонал. Василе перепрыгнул на заросшую травой кочку, нога поехала, пришлось соскочить прямо в лужу. Грязная вода оставила белесые разводы на коже, жёлтые брызги усеяли голенище. Василе смахнул с лица дождевую воду и зашагал вперёд, уже не разбирая дороги.

Хозяйство окружал невысокий забор с калиткой. Из будки, сбитой из досок с армейской маркировкой, высунул бородатую морду пёс и слюняво забрехал, скаля клыки, но под дождь вылезти не пожелал. Василе взялся за дверцу и негромко крикнул:

— Господин Сырбу!

Никто не отозвался.

— Господин Сырбу! Вам депеша из штаба армии!

Пёс залаял ещё яростнее. Дверь отворилась, высунулось юное лицо: широкое, с пухлыми губами и мятой от подушки щекой. Сонный взгляд сразу прояснился, как только девушка разглядела симпатичного молодого офицера в новенькой форме.

— Мадемуазель, — Василе учтиво приподнял кепи. — сублейтенант Замфир. Здесь ли господин Сырбу?

— Мадемуазель, скажете тоже, — прыснула она. Была она молоденькой, по-детски припухшей и такой милой в своём розовощёком смущении, что Василе непроизвольно разгладил пальцами тонкие усики. Девушка вышла на крыльцо и уютно завернулась в пуховый платок. — Виорикой меня зовут. Пойдёмте в дом, господин офицер, чего под дождём мокнуть? — Замфир покосился на собачью будку, и она со смехом махнула ему рукой: — Да он лает — не кусается, идите смело.

— Если вы настаиваете, госпожа Виорика...

Василе открыл калитку и проскользнул к крыльцу, удержался от прыжка, когда лохматая тварь размером с индюка вылетела из будки, клацая челюстями.

Девушка вошла в дом, ехидно и весело стрельнув глазами через плечо. Василе с пылающими ушами последовал за ней. В тусклом электрическом свете он оценил её фигуру, широковатую на его вкус, но с вполне плавными обводами и приятными выпуклостями. Посмотрел ниже, на широкие лодыжки в прохудившихся шерстяных носках под обтрёпанным подолом и почувствовал стыд и лёгкую брезгливость.