Петербург. Ноябрь 1805 года.
– А маковые булочки свежие? Вы даже не подумайте обмануть меня молодой человек, я вас вижу, как на духу. Если вдруг подсунете мне вчерашнюю выпечку, завтра вся столица будет знать, что вы лгун и мошенник.
Пожилая дама посмотрела на хозяина лавки суровым взглядом, будто свежесть маковых булочек была для нее в этом момент важнейшим вопросом на свете.
– Что Вы матушка, я бы никогда не посмел оскорбить вас несвежим товаром. Вы же меня знаете. Для меня качество выпечки есть вопрос чести, а честь для порядочного человека важнее всего на свете.
Ответил хозяин лавки, вовсе не производящий впечатления молодого человека. Скорее наоборот, был он уже весьма зрелый мужчина лет сорока пяти. Среднего роста, упитанный, с неряшливой прической и в то же время аккуратно стрижеными усами. Вид у него был уставший, вспотевший лоб, заляпанный мукой белый фартук, под которым коричневая рубашка с проступавшими пятнами пота. Звали хозяина Пьер. Много лет назад он приехал в Петербург с востока Польши, после раздела Речи Посполитой во времена Екатерины II. Но из-за имени, никто не воспринимал его как Поляка. Все считали Пьера Французом, и даже так и величали месье Пьер. А он особо и не противился, потому как мода на все французское очень помогала в его деле. И со временем лавка и пекарня Пьера стали самым популярным у зажиточных жителей столицы местом, где можно купить свежую выпечку. Выпечку, как в Париже. И в общем то, никого уже не волновало, что сам месье Пьер, никогда не был во Франции, а язык знал не лучше среднего ученика питерского колледжа.
– И в то же время дорогая, Анна Петровна – продолжил хозяин лавки – я бы рекомендовал вам сегодня прекрасные круассаны с шоколадной крошкой. Точно такие, как сейчас, очень популярны в Париже.
– Ох уж этот ваш Париж. Да что вы все помешались на этих иностранцах. То были Немцы, теперь Французы. А завтра кто, Англичане, Австрийцы, а может модным станет подражать Арабам? Будем носить кафтаны и примем многоженство? Ой пропащая это страна, ничего своего не ценит. Принесите мне лучше Турецкий орех. С полфунта. И чтобы не сухой был.
Командным тоном произнесла пожилая дама.
Хозяин негромко вздохнул, вышел из-за прилавка и прошел в сторону кухни за стеллажами. Анна Петровна пристально проводила его взглядом, и потихоньку поковыляла следом. Из кухни невероятно притягательно пахло свежей, только что вынутой их печи, выпечкой. Помощники пекаря суетливо шныряли вокруг стола, посыпая свежие булочки, круассаны, слойки, багеты орехами, тертым шоколадом, сахаром и поливая медом. Было очевидно, что они очень торопятся, да и выпечки было непривычно много для обычного буднего дня.
– Что это у вас сегодня так оживленно? – спросила дама, взяв со стола слойку, понюхав и положив обратно.
Помощник пекаря слегка опешил. Он растерялся, не зная, что ответить в такой ситуации, и как выдворить с кухни незваную гостью.
– Вам нравится слойка? Это будет небольшой презент от меня, в знак глубочайшего почтения к вам матушка.
Сказал Пьер, быстро подойдя к столу, взяв ту самую слойку со стола и протянув обратно пожилой даме:
– Вот, ваш Турецкий орех, ровно полфунта, как вы просили. Желаете приобрести еще что-то?
– Э, ммм, пожалуй, пожалуй, я посмотрю, что у вас еще есть здесь интересного. Дама попыталась пройти дальше по кухне в направлении печи. Месье Пьер аккуратно, но решительно переместился и преградил собой ей путь.
– Все что мы имеем, я с огромным удовольствием принесу к прилавку. Уважаемой графине следует быть аккуратной, на кухне много муки, масла, меда, да и еще всякого, что может испачкать столь прелестное пальто.
Было видно, что хозяин лавки старается быть учтивым с назойливой покупательницей, и в то же время, его мимика, тон, и особенно взгляд выдавали раздраженность.
