Нерада жила с бабкой на берегу реки Урчи, в десяти верстах от деревни Резуны, на выселках. Всего-то хозяйства было изба, да баня, обнесённые высоким тыном. Держали козу и полдюжины кур. Бабка ведала целебные травы и заговоры. В бане под потолком висели засушенные пучки трав, в избе на полках, в коробочках и баночках стояли всевозможные снадобья. Людей бабка не жаловала, потому и жила от них подальше.
До ближайшей деревни нужно было топать по болотам не менее часа. Деревенские жители бабку недолюбливали и побаивались, но почитали знахаркой, и обращаться к ней за помощью не брезговали. Приглашали на тяжёлые роды и к захворавшим. Знали, что бабка может задержать на Краю Мира умирающего человека. Но задержать на Краю можно было не всякого, а только того, кто способен был бы дальше жить. В противном случае душа человека могла застрять между мирами и вечно скитаться, не зная покоя. Помогала бабка не каждому, иной раз наотрез отказывалась. Нерада поначалу спрашивала её об этом, но бабка не любила разговоры о подобных вещах.
«Не разрешают!» – коротко отвечала она. Однако понемногу ей приходилось объяснять Нераде, как устроен мир, и какое место в нём занимает судьба каждого человека.
«Не всякому это ведомо, а кому ведомо – тот понимает», – говорила она.
И Нерада постепенно училась понимать, что не всякого можно жалеть, что необходимо ведать судьбу человека, прежде чем пытаться её изменить и многое другое. Глядя на бабку, потихоньку девочка навострилась тоже готовить снадобья и читать заговоры. Долгими зимними вечерами разбирала она сложные письмена, начертанные на вощёных дощечках, заучивала их наизусть. Летом собирала травы. Бабка знала в какую пору и какую траву надо собирать, чтобы трава имела силу. Для этого считала дни и наблюдала луну и солнце.
Нерада не всегда жила у бабки. Было время – она бродила с цыганами. Ей на ту пору было не больше семи лет. С цыганами Нерада была недолго, поэтому помнила их смутно и как оказалась у них – не помнила совсем. Помнила их странный язык, помнила, как старая цыганка расчёсывала ей волосы и называла её «заракирдо», что означало – зачарованная.
Однажды, когда их табор стоял возле деревни, у них появился незнакомый цыган. Этот цыган был непрост и видимо его в таборе видели не в первый раз. Он что-то горячо стал говорить их барону, всё время показывая на неё. Барон слушал его, качая головой, потом что-то приказал цыганкам. Цыганки взяли Нераду и отвели в деревню, посадили на скамеечку возле торжища. Она помнит, как они галдели вокруг неё, словно встревоженные птицы, потом велели ей сидеть, а сами ушли. Больше она их не видела.
Она послушно, как ей приказали, сидела на скамейке до вечера. Мимо проходили селяне и некоторые спрашивали её – «ты чья?» Она пожимала плечами – она не знала чья. Наконец под вечер её обнаружила бабка.
«Как твоё имя?» – спросила она девочку. Цыгане называли её Радой. Бабка долго смотрела сквозь неё, что-то шептала губами – «Никакая ты не Рада!» – промолвила она, наконец. Так и стала она называться Нерадой.
Жилось им сперва туговато. Но бабка ни разу не попрекнула девочку куском, ни разу не пожаловалась. Потом Нерада подросла и стала помогать по хозяйству, ловила рыбу в реке, ставила силки на зайцев, собирала съедобные коренья и ягоды.
Бабка умела целить разные недуги и не раз пыталась вернуть девочке память – но безуспешно. Она ведала солнечную магию Жизни и не могла снять чары потустороннего навьего мира. Бабка могла заглядывать и в прошлое и в будущее, но прошлое Нерады оставалось для неё непроницаемым, а будущее не открывалось.
