1.
—Слушай, друг, уже началось?— я обратился к заросшему щетиной
здоровяку с воспаленными то ли от недосыпа, то ли от пьянки,
глазами
—Мне почем знать!— успел огрызнуться мой сосед в толпе, и
нас накрыло.
—Дон! Дин! Донь!— гулко, мощно, так что завибрировали кости, и в
глазах померк дневной свет.
—Донь! Дин! Дон! Донь! Донь!— звонко, но не так
громко.
***
А ведь еще семь месяцев назад ничто не предвещало… Все
изменилось после того, как на орбите Земли один за другим появились
странные астероиды. Десятки, а позже и сотни неправильной формы
каменюк, припарковались, как легковушки у торгового
центра.
Астероиды оказались не просто камнями. Прибытие их положило
начало событиям совершенно диким и весьма абсурдным. Нет,
человечество, конечно, осознало, что это Контакт. Не сразу. И не
целиком. Но осознало.
А потом было историческое выступление с трибуны ООН. Коридор
из прозрачного пластика к ораторскому возвышению с микрофонами.
Переливающаяся, как мыльный пузырь, сфера, окружившая
трибуну. Кое-кто из конспирологов усмотрел в сем фаллическую
символику. И, парни оказались не так далеки от истины, на сей
раз.
Импозантный инопланетный дипломат, с чертовски
обворожительной улыбкой и ангельски невинными голубыми глазами,
бодро взлетел по ступеням. Представители всех государств мира
внимали звукам вполне человеческой речи на безупречном английском,
с синхронным переводом на другие языки. Внимали дипломатические
работники правильные слова о мире, дружбе и благоденствии
приблизительно минуты две. Затем делегат от звездного сообщества
запнулся на полуслове, окинул аудиторию удивленным взглядом, будто
только что узрел присутствующих. Злые языки утверждают, что чуткого
уха гостя достигла фраза, произнесенная шепотом представителем
Польши и адресованная официальному лицу Нигерии. Фраза содержала
невинное приглашение на обед. Или на ужин. Или не совсем невинное.
Поскольку одному из разнополой пары очень уж не терпелось перевести
международные отношения сторон в иную плоскость, скрепив узы
взаимного расположения полным слиянием, так сказать, культурных
традиций. Однако выступающий расслышал. Вскинул левую
бровь, замер. И, эффектно подбросив в воздух листы с тезисами,
беспечно возгласил: «Да ну их всех к белому карлику! Давайте
пообедаем! А после поиграем!»
Это был тот момент, когда в прямом эфире весь мир осознал,
что значит гробовое молчание. К сожалению, осознал
запоздало.
Мыльная сфера с плотоядным хрустом лопнула, обдав первые
ряды фейерверком ароматных брызг. И тут же на трибуну невесть
откуда рухнула тускло отсвечивающая серебристой чешуей полуметровая
рыбина. Лицо инопланетянина странно вытянулось, скулы раздались
вширь, глаза спрятались в узкие щелки, ворот накрахмаленной сорочки
лопнул под натиском стремительно расширяющейся шеи. Через минуту
перед ошарашенной публикой стоял человек с акульей головой. Одним
стремительным движением он насадил рыбину на огромную вилку, больше
напоминавшую трезубец. И благостным голоском подъячего на клиросе
поинтересовался, кто хочет причаститься дарам моря. Все те же
недобрые языки уточняют, что в зале явственно запахло испортившейся
капустой. Острые треугольные зубы отхватили добрую треть от форели.
Человек-акула сглотнул, пошел рябью, как аналоговый телевизионный
канал, и вдруг перекинулся в трехметрового краснокожего люцифера. С
коваными вилами в поросших густым бордовым волосом руках.
Метаморфозы продолжились. Рыба обернулась гримуаром с
пентаграммой на обложке, трибуна— алтарем из черепа неизвестного
науке исполинского животного. Демон перелистнул страницу. Когтистый
палец ткнул в зал и медленно заскользил, словно дуло ружья,
выцеливающее обреченную жертву. Запах протухшей капусты усилился
многократно. Желтые глаза исчадия ада полыхнули золотом,
демоническое наваждение исчезло, на месте трибуны появилась
изумрудная лужайка, с пасущимся крылатым пони. У персонажа были
почему-то крупные печальные глаза ослика. Существо громко икнуло, и
выдало очередь очаровательных козьих катышков. Иллюзия свернулась в
бесформенный ком, облетающий бурыми хлопьями. Под слоем грязи
мелькнуло золото, ком превратился в голову шута, увенчанную
шевелящимися, будто щупальца кальмара, остроконечными отростками с
позвякивающими бубенцами. Лицо шута, бородатое и задумчивое,
расплылось в добродушной, чуть снисходительной улыбке. Бубенцы
зазвенели все разом, тут же опустился театральный занавес с
тяжелыми кистями, чтобы спустя пару мгновений упасть, открывая
напуганным взорам знакомую трибуну и стоявшего за ней давешнего
трангалактического дипломата.