К февралю 1917 года в русской армии сложилась кризисная ситуация. Согласно Приказу № 1 Петроградского Совета солдатских депутатов, подтвержденного позже Декретом Временного правительства, в руководство войск вводился триумвират: командир, комиссар и Совет депутатов. Декрет разослали по воинским формированиям, и он встретил полное одобрение. Теперь солдаты сами решали подчиняться приказам или нет, воевать или брататься, стрелять или отдыхать.
Такая армия – не армия, тем более во фронтовой зоне. Офицерам хотелось любым способом узнать истину, получить информацию из стен Зимнего дворца о конечных целях правительства.
Штабс-капитан Иван Алексеевич Иволгин, командир роты 305 Муромского полка, ехал в Петроград с Северного фронта. При себе он имел отпускное предписание о кратковременном откомандировании сроком на десять суток по семейным обстоятельствам. За этим предписанием скрывалось еще и конфиденциальное поручение командира полка – выяснить политические цели затеянного в армии и на фронте.
Оказавшись на вокзале Пскова, Иван Алексеевич пришел в состояние легкого шока. Понятие передвижения по железной дороге растворилось вместе с отсутствием расписания и кого бы то ни было, осведомленного о времени отправления очередного поезда. Впечатлений добавляло количество желающих уехать в столицу, гражданских и военных, детей и женщин, молодых и стариков, инвалидов и физически полноценных. Все это людской море колыхалось, ругалось, пело песни, стреляло в воздух. Перегар, запах свежевыпитого самогона сопровождал махорочный дым и аромат жареных семечек.
– Иван! Ты чего это вырядился, как на парад? Не ровен час, признают в тебе офицера, и к стенке!
Перед штабс-капитаном стоял рядовой в расстегнутой шинели, в фуражке набекрень и с каким-то узелком из женского цветастого платка. Иван Алексеевич не сразу узнал в этом разгильдяе ротмистра столичной жандармерии Сергея Очкасова. В конце концов, назвав знакомца по имени и, увидев его улыбку, офицер хотел было обнять однокурсника по военному училищу. Однако ротмистр отстранился и полушепотом заявил:
– Ты хотя бы погоны снял. А то увидят меня, рядового солдата с офицером и всей моей конспирации конец.
Они последовали за стену деревянного строения, которое было когда-то простым сараем. Иван Алексеевич привел себя в надлежащий вид. В цветном узелке нашлась даже вязаная шапка очень свободного покроя. Более дурацкого маскарада в жизни Иволгина еще не было. Царская армия, являя собой образец дисциплины в ношении формы, оказалась в двусмысленном положении. Позор для офицера, если его могли увидеть в растрепанном или смешном состоянии. А сейчас такой образ был спасением от многих неприятностей.
– Иван, ты что же, получил новое назначение или решил завершить свое участие в войне? – спросил Очкасов.
– Полицейский есть полицейский. Тем более из охранного отделения. Вот ознакомься – мое отпускное предписание.
Иволгин достал из внутреннего кармана вчетверо сложенный лист бумаги.
– А на словах добавлю. Я очень давно не получал от жены писем. Знаю, что война. Знаю, что неразбериха. Но подобное беспокойство тебе, наверняка, знакомо. И еще, от роты осталось около пятидесяти солдат и те, неизвестно, пойдут в бой или соберутся на митинг.
– Остальные пали смертью храбрых? – с иронией спросил ротмистр.
– Ну чего ты, Сергей, из себя дурака корчишь? Наверняка известно, что солдаты сдаются в плен, дезертируют или уходят в политику.
