Проблемы, возникающие при интерпретации произведения искусства, предстают перед нами в виде почти постоянно докучающих противоречий. Произведение искусства – это порыв, направленный на создание чего-то уникального, оно самоутверждается как некое целое, нечто абсолютное и в то же время принадлежит системе сложных взаимоотношений. Оно – плод независимой деятельности, свободная греза высшего порядка и при этом точка пересечения энергий многих цивилизаций. И, наконец, добавим (дабы временно соблюсти термины совершенно явного противостояния нам), оно – материя и дух, форма и смысл. Те, кто занимается рассмотрением произведения искусства, характеризуют его в соответствии с потребностями своей природы и особенностями своих поисков. Однако стоит творцу приняться за рассмотрение собственного произведения, как он оказывается на другом уровне по сравнению со сторонним комментатором, и пусть даже он пользуется теми же терминами, употребляет он их в другом смысле. Тот, кто глубоко наслаждается произведением, являясь, возможно, самым тонким и самым мудрым его ценителем, кто лелеет произведение ради него самого, кому кажется, будто он держит произведение в руках и полностью им владеет, на самом деле опутывает его сетью своих собственных грез. Произведение погружается в текучесть времен и принадлежит вечности. Оно ни на что не похоже, индивидуально, обладает локальными особенностями и в то же время является неким универсальным свидетелем. Оно возвышается над различными смыслами, заложенными в нем, и, служа тому, чтобы проиллюстрировать историю, человека и даже мир, само является созидателем человека и созидателем мира, само устанавливает в истории порядок, который ни к чему иному не сводим.
Вокруг того или иного произведения искусства разрастается поросль, которой его украшают интерпретаторы, причем порой до такой степени буйная, что полностью скрывает его от наших глаз. Однако его суть и призвание – вбирать в себя все эти возможные толкования. Может быть, потому что, в сущности, все они в нем уже заложены в переплетенном виде. Это качество, свойственное произведению искусства в силу его бессмертной жизни – или, если позволите, в силу вечности его настоящего, – и есть доказательство его человеческого многообразия, его неистощимого богатства. Но, ставя произведение искусства на службу тем или иным конкретным целям, его лишают изначального, идущего от античных времен достоинства, у него отбирают привилегию чуда. Что это за чудо такое, столь вневременное и вместе с тем подвластное времени? Что это: просто явление деятельной жизни культур в определенный момент всеобщей истории или же еще одна вселенная, существующая наравне с вселенной как таковой и обладающая своими законами, своим вещественным составом, своим развитием, своими химическими, физическими и биологическими основами, порождающая некое отдельное человеческое сообщество? Дабы продолжить исследование произведения искусства, надо бы на время вычленить его и поближе приглядеться к нему как таковому. Так у нас будет возможность научиться видеть его, поскольку оно прежде всего создано для зрения; область его существования – пространство, но не пространство общей деятельности, не пространство стратега или путешественника, то есть целеполагания, наблюдения, а пространство, переработанное с помощью неких технических приемов и навыков, которое может быть определено как материя и движение. Произведение искусства – мера пространства, оно – форма, и именно на это следует обратить в первую очередь наш взгляд.