Андрей ШЕНДАКОВ. Февральский свет
***
Так рано повеяло снегом…
Вчера полыхала жара;
с шумящим лесным набегом
пришла восковая пора —
пора неземных откровений,
небесного зимнего дна;
с наплывами лунных горений
немного ещё зелена
листва, но дворик мой золот
и терпок – в своём купаже,
а тихий осенний холод
и важен, и нужен душе:
пленительна, самозабвенна
в лачужке веранды свеча, —
строка, как слеза, вдохновенна
и, словно любовь, горяча!
***
Легка рассветная звезда,
в хрустальной дымке бирюзова —
среди неслышимого зова
ясна, крылата, молода;
летит среди миров чужих,
которым много лет знакома:
среди полей, над крышей дома
так много их, так много их;
их не понять из древних книг,
не осознать удел их вечный
и взмах крыла, почти беспечный,
несущий нам всего лишь миг;
умом постичь – напрасен труд,
открыться сердцем – бесполезно:
легка пылающая бездна
рассветных, солнечных минут.
***
Как небо, встала надо мною…
А. Блок
…Ты в дом входила в шёлковом платке
и, скинув плащ, о чайник грела руки,
затем к огню садилась – налегке,
припоминая давние разлуки,
и, угли странно, дико вороша,
смотрела – сквозь, твоё лицо краснело, —
как будто чья-то тёплая душа
врастала вновь в твоё живое тело;
как будто вновь, на Землю низойдя,
не театрально, а в привычной яви
ты забывала сполохи дождя
и рассуждала: «О Всевышний, я ли
себя, по воле неба, обрела?
Достойна ль я жить в облике подобном?..»
Струились капли хрупкого тепла
в обычном доме, маленьком, укромном:
мы пили чай, мечтали – обо всём,
иных миров пространства обсуждая;
я видел свет и прах в лице твоём,
но всё же верил в то, что ты – другая,
что не грехом была ты рождена,
а чем-то высшим – отблеском, рассветом;
я созерцал, почти не видя дна,
и понимал по косвенным приметам,
что где-то рядом чьи-то имена,
что вслед летят – кометы, ядра, пули;
а утром ты рассады семена
бросала в почву и, плетя на стуле
свою косу, смеялась мне в глаза:
«Да, я верна, о друг, всем понемногу:
когда на небе вспыхнет полоса
крылатых звёзд, я улетаю – к Богу…»
Шутница! Вновь жива и не жива.
Понять, простить – бывало не такое:
сто тысяч лет закатная трава
вдаль уносила солнце, как каноэ;
сто тысяч лет, о Муза, рядом ты —
сплетенье звёзд, рожденье тьмы и света:
тебе своей хватает высоты,
а нам, поэтам, в наказанье это!
ФЕВРАЛЬСКИЙ СВЕТ
I
Метель кружилась во дворе,
Качая сумрачные ели,
А мы задумчиво сидели
И были рады злой поре,
Когда за маленьким окном,
В кустах заснеженной сирени
Сливались пасмурные тени:
Фонарь скрипел над чердаком.
В прихожей иней на двери
Блестел, сквозь щели проступая;
Искрилась ваза голубая,
Я говорил тебе: «Не ври,
Что не боишься тьмы земной
И ждёшь меня с благоговеньем…»
Но ты была почти виденьем
В ночной сорочке предо мной.
II
Свистела в сумерках метель,
Спокойно щёлкали поленца,
Но снова с хрустом полотенца
По снегу прыгала капель;
Ты в зимней шапке – меховой,
Из серебристой чернобурки —
Пришла, ругая переулки,
И села с влажной головой.
Блестел узором хрусталя
Стаканчик с клюквенной настойкой,
Ты расцвела улыбкой горькой;
Был тёплым вечер февраля.
Мы говорили о весне,
О том, что скоро хлынут льдины.
И пепла яркие седины
Увидел я в глубоком сне…
III
И тепло, и светло, и грешно…
Снова рву со стихами бумагу,
Слыша в трубах морозную тягу,
И смотрю у окна на кашпо,
Где поник одинокий цветок
