Зимняя почта

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Степанова С., Перкова А., Багрий О., Сычева М., Шинигамова Д., Платнер Л., Левицки Е., 2026

© Оформление. ООО «МИФ», 2026

Сейчас уже невозможно вспомнить, кто из нас придумал это первым: ты (второй этаж, книжные шкафы с черненными в глянц торцами и предмет моей бесконечной зависти – печатная машинка «Ундервуд») или я (первый этаж с дореволюционной печью, таинственный замурованный ход в гостиной, все вокруг такое старое, старое, старое), вот только именно с тобой мы столкнулись, стоило мне впервые выйти в незнакомый двор. Срочно нужно было рассказать кому-нибудь, зачем мы приехали, а ты как раз тащил мусорное ведро и сказал: «Привет», и я тоже сказала: «Привет», потому что ты выглядел как человек, которому можно доверять. Я уселась на заснеженную лавку и выложила, что моя бабушка пропала и все ее ищут, теперь мы, наверное, тоже будем ее искать, а пока разбирали чемоданы, кто-то трижды постучал в дверь, правда, снаружи никого не было – мы не открывали, только смотрели в глазок. Тут ты вспомнил мою бабушку и то, как она кормила голубей. Раньше ты очень ее боялся и пробегал мимо, не здороваясь, потому что вместо рук у нее были птичьи лапы, а в дверь здесь стучат всем и постоянно, правильно сделала, что не открыла.

Сверху напомнили о мусорном ведре, и мы, конечно, пошли опустошать его вместе.

Вечером ты заглянул ко мне и принес печатную машинку. Мы выключили весь свет, кроме гирлянды на елке и торшера. Я не могла решить, что бы такого написать, и напечатала одним пальцем: «Бабушка пропала два дня назад. Все говорят, что она могла забыть свой адрес и ходит сейчас по городу одна, а ведь декабрь. Надеюсь, ее кто-нибудь приютил. Она пьет чай в чужом доме и никого не узнает». Снова повалил снег, ветер стонал в дымоходе, наши родители искали бабушку, а мы сидели молча.

– Почему ты решил, что у бабушки вместо рук птичьи лапы? – спросила я.

– Я их видел, – ответил ты. – Здесь никто не знал, что у нее есть семья.

– Мы живем далеко, у нас даже время другое… – начала оправдываться я, и тут в дверь постучали.

– Не надо, не открывай.

Мне как раз не хотелось. Мы посидели еще немного, а потом кто-то – то ли ты, то ли я – предложил посмотреть бабушкины фотографии, чтобы узнать, руки у нее или лапы. Сначала мы листали толстую тетрадь, в которую бабушка записывала молитвы, потом отыскали пыльный альбом. Вот бабушка и ее младшая сестра, которая умерла в пятнадцать лет; бабушка и ее родители – они тоже умерли; совсем маленькая бабушка с куклой, и нигде, ни на одном снимке не было видно ее рук.

– Она любила голубей. Каждый день кормила их хлебом в нашей галерейке, – сказал ты. – Я видел лапы, как тебя сейчас.

Мне срочно нужно было побыть одной. Я попросила об этом, и кто-то – то ли я, то ли ты – убрал фотографии обратно в шкаф.

Бабушкин дом на улице Студеной потемнел от сырости, другие – в Холодном переулке – выглядели не лучше. К празднику все «Заповедные кварталы» украсили серебряными гирляндами, и я бродила между ними, будто потерянная в ледяной сказке. Думала о бабушке, которую никогда не видела, и о том, как она жила здесь совсем одна. Чтобы согреться, нужно было включать электрический камин. Оставлять камин наедине со мной в деревянном доме родители боялись, поэтому чаще всего я гостила у соседей и время от времени забегала в теплый католический храм, открытый в бывшей усадебной конюшне. Выяснила, что бабушкин дом – флигель особняка Щелокова, окна которого тоже выходили в наш двор. Некоторые были забиты фанерой, но в крайнем по вечерам зажигали свет. Сам двор, отгороженный от улицы кирпичной оградой с воротами, отличался гигантским дубом – самым старым в городе, о чем сообщала охранная табличка. Здесь запрещалось рубить, копать и, похоже, чистить снег – выбираться из двора приходилось по протоптанной тропинке. Сахарный дом. Купец Щелоков торговал сахаром. В подъезде жили коты, на мощных деревянных ступенях ютились их миски, возле храма золотился подсветкой вертеп. Глядя на него, я сцепляла в замок озябшие пальцы и беззвучно шевелила губами, пока очередная группа туристов не оттесняла меня в сторону.