— Систер, ну и что, что тебе
запретили рожать детей? — бодрым голосом, без капли сочувствия
произносит Аленка, моя младшая сестра. — На этом жизнь не
заканчивается, — принимается меня убеждать.
— Я ребенка хотела, — вздыхаю
печально. Неутешительный вердикт врачей перевернул всю мою
жизнь.
— Бессонные ночи, бесконечные
стирки, подгузы, пеленки, — начинает перечислять. — Нескончаемый
плач.
А еще глаза наполненные любовью,
искренность, объятия и родство душ. Только это все почему-то сестра
не добавляет. Хлопоты пройдут, а вот частичка тебя останется. И это
самое настоящее счастье! Которого я буду лишена.
— Поверь, тебе дети не нужны, —
заверяет. — Они тебе испортят всю жизнь. Прощайте, свобода,
карьера, путешествия. Нет! Живи и радуйся без детей. Цени это.
Она так уверенно об этом говорит,
словно отъявленная чайлд-фри. Но ее трое детей с небольшой разницей
в возрасте открыто говорят об обратном.
Несмотря на громкие слова и свои
заверения, Аленка любит каждого из своих детей. Она активно
участвует в жизни каждого из них, водит на секции и кружки,
является председателем родительского комитета и в детском саду, и в
школе.
— Чей ребенок? Где его мама?! —
кричат из песочницы. Точнее, того, во что она превратилась
зимой.
— Ален, кажется, Федор, — показываю
на плачущего полуторагодовалого малыша, которого держит за руку
какая-то женщина.
— Да блин! Сколько можно уже? —
возмущенно закатывает глаза сестра. — Заколебали! — произносит в
сердцах.
Она подскакивает со скамейки,
поправляет шарф и воинственной походкой направляется к песочнице.
Сестра зла.
— Чем вам ребенок помешал?! —
начинает наезжать на сердобольную женщину. Та ей что-то отвечает. —
Нет! Ему не холодно! У него очень теплый костюм! — раздается
гневная тирада от моей сестры.
Продолжаю наблюдать, как Аленка
выливает все свое накопленное раздражение на ни в чем не повинную
женщину. Думаю, после подобного та еще долго не будет подходить к
чужим детям.
— Что за дичь вы несете? — раздается
возмущенное на весь двор. — Издеваетесь надо мной, да?
И снова тирада от сестры.
Сижу, смотрю, как делать не нужно, и
продолжаю переживать. Вердикт врачей оказался неутешительным.
Рожать мне нельзя.
— Достали эти бабки сварливые! —
Аленка возвращается, бурча себе под нос. Она полна недовольства. —
Вам-то какое дело до чужих детей? Своих рожайте и воспитывайте!
— Ален, ты чего? — делаю вид, что не
слышала последней фразы. Внутри сразу поднимается протест.
Своих рожайте… Звучит красиво. Но
вот только это счастье дано далеко не всем.
Я не хочу портить отношения с
сестрой и поэтому предпочитаю не акцентировать внимание на этом.
Аленка говорит не подумав, она не понимает истинного горя тех, кому
не суждено стать матерью.
— Представляешь, — накидывается на
меня продолжая гореть от негодования, — меня отчитали, как
малолетку, за то, что мой ребенок сидит попой на снегу!
— Видела, — хочу плавно перевести
тему разговора, но по сестре вижу, что не смогу. Смотрю на часы. —
Ален, ты прости, но бежать нужно. В кафе у меня сегодня новенькая.
Боюсь, она не справится без меня.
— Ой, конечно, иди! — тут же
спохватывается. — Проследи, чтобы не испортила ничего. И не украла!
— со знанием дела принимается наставлять. — А то знаю я этих
молоденьких девиц, — пренебрежительно фыркает. — У тебя к вечеру
полная касса будет. Бери — не хочу!
— Не переживай, все в порядке, —
успокаиваю взволнованную Аленку. Она ни дня не работала в привычном
понимании этого слова и не имеет ни малейшего представления, как
устроен рабочий процесс.
Бегло прощаюсь с сестрой, сажусь в
такси и уезжаю в самое прекрасное место в городе. Мое кафе.
На самом деле, это не кафе вовсе, а
булочная. Уютное, наполненное непередаваемым ароматом
свежеиспеченного хлеба и булочек заведение.
