– Ма-а-амочка, – жалобно протянула
я, крепче обхватывая руку мамы и прижимаясь к её ноге, – пойдём
домо-о-ой?
– Домой? – сбавив шаг, задумчиво
произнесла она, словно и сама хотела этого, но, посмотрев на меня,
выдохнула и покачала головой. – Бабушка обидится. Она прислала
письмо и просила, чтобы мы приехали её навестить. Неужели ты не
хочешь повидаться с бабушкой? Она ведь уже очень старенькая…
Хочу ли я повидаться с бабушкой?
Такая мысль даже не приходила мне в голову. А вот что с Ленкой в
последние дни лета не поиграю – думала постоянно. Хотя мы с мамой
сейчас ехали на самом настоящем поезде! И мне даже позволили спать
на верхней полке! Как взрослой!
– Я… не знаю, – пробурчала я, сведя
брови.
– Ну да, – вздохнула мама,
остановившись на тропинке и положив руку мне на волосы, которые
сегодня были заплетены в тугие, болезненные косы. А это нарядное
платье так колется! Словно мы на праздник какой-то едем, а не к
бабушке. Наверное, она жутко строгая.
– Ты ведь совсем её не помнишь.
Когда мы были у неё в последний раз, тебе был всего год. Что ты
могла запомнить?
– А сейчас мне пять!
– Пока четыре, – засмеялась мама в
ответ и погладила меня по голове. – Но совсем-совсем скоро будет
пять.
– Я совсем взрослая! – уперев
кулачок в бок, я подбоченилась и сверкнула глазами.
– А раз взрослая, то понимаешь, что
надо исполнять обещания и просьбы. Вот и мы исполним бабушкину
последнюю просьбу, – присев на корточки, мама приобняла меня и
прошептала: – Бабушка уже совсем старенькая. Она может показаться
тебе странной… Но мы должны её выслушать.
– Хорошо, – важно кивнула я,
уткнувшись носом в её волосы, пахнущие любимым шампунем.
Странной? Да. Бабушка, которая жила
в глухом лесу и которую я видела в более-менее осознанном возрасте,
была действительно странной. Это показалось даже мне, девочке,
которой тогда было всего четыре года.
Тёмный бревенчатый дом в лесу,
никакого электричества. И огромное количество сухих трав, висящих
на натянутых верёвках по всему дому, состоящему из одной большой
комнаты, разделённой на «помещения» большой белоснежной печью,
стоящей в самом центре.
Но больше всего меня удивило и
напугало, как незнакомая мне старушка, взяв меня за подбородок и
крепко стиснув его, впилась взглядом практически белёсых и
пронзительных глаз. Кажется, я тогда даже беззвучно
расплакалась…
– Она получит мой дар, но не выберет
мой путь, – необычайно сильным, чистым голосом произнесла старуха,
вглядываясь мне в глаза. – Поэтому жизнь её будет яркой, но и
принесёт много горя. Она многое потеряет. Все отвернутся от неё. Но
если она не испугается дракона и сразится за него, то в награду за
храбрость он осыплет её своей золотой чешуей и вернёт ей самое
ценное…
… – Совсем она из ума выжила! –
причитала мать, таща меня за руку по узкой тропинке к
железнодорожной станции. – Она не похожа на умирающую! И снова мне
пришлось слушать её бред! Ещё и тебя заставила привести… Забудь
всё, что она тебе сказала! – практически прокричала мама, и я тут
же согласно кивнула. Но сама украдкой обернулась, в последний раз
взглянув на дом и старушку, стоящую на крыльце и смотрящую нам
вслед.
В отличие от взрослой мамы я
почему-то ощутила, что бабушка действительно скоро умрёт. И
поверила словам, которые не показались бредом. Думала, что запомню
то, что она мне тогда сказала, навсегда.
Вот только детская память так
непредсказуема. Через полгода, когда мама сообщила о смерти
бабушки, я уже помнила лишь её чистые глаза, слова про дракона и
золотую чешую. Но потом и это растворилось в памяти, оставив лишь
воспоминание о пронзительном взгляде старушки, которую её
собственная дочь пугливо называла ведьмой и всегда сторонилась…
