1517

ГЛАВА I. ИЗГНАНИЕ

Волшебный аромат цветов,

Чудесный запах первоцветов

Немного подразнил ослов,

В Каир везущих кастаньеты

Для королевского оркестра

И для парадных, славных дней,

В телеге вместе с парнем честным,

По имени Мишель Абей.

Для двух ослов, признаться честно,

Тащить телегу с весом выше

Значений собственного веса

По глине и траве закисшей,

Приятного, конечно, мало,

И потому Мишель в пути

То спал, укрывшись одеялом,

А то предпочитал идти.

Мишель Абей был сын Лиана,

Лиан был сыном Фахр эд-Дина,

Который был эмир Ливана

И правил им весьма красиво.

Он тяготел к семейным скрепам:

Налоги – маленький процент,

Преступникам – острог свирепый,

Великим – личный монумент.

Страна долин и гор высоких,

Маслин, дубов и винограда,

Владычица морей глубоких

И бесконечной анфилады,

Любила страстно Фахр эд-Дина

За то, что был он долгу верен,

Не разгонял протесты силой,

Да и в словах не лицемерен.

Крепка была его рука,

Могущество весьма безбрежно,

С врагами ярость велика,

И в одеянье белоснежном

Он был начитан, разговорчив,

Знал арамейский и санскрит,

И обожал народ свой очень,

От неимущих до элит.

История Ливана нежно

Ведёт нас к одному истоку,

Тем городам на побережье,

Что стали звёздами Востока.

И самый главный в веренице -

Их венценосный град Бейрут,

Что основали финикийцы

На Средиземном море тут.

Как в знаменитую Пальмиру,

Что пышной роскошью влекла,

В Бейрут – на перекрёстке мира,

В те дни толпа торговцев шла.

А рядом Тир – веками модный,

Где шёлковый великий путь

С сухого превращался в водный,

Чтоб морем к Риму домахнуть.

Везли туда бумагу, порох,

Фарфор, чай, специи и рис,

Ковры, одежду, шёлка ворох,

Ещё тибетский барбарис.

Флот проседал в воде так низко

От сумок, амфор, бурдюков,

Что плыл с чрезвычайным риском

Вдаль от ливанских берегов.

Шторма его сопровождали,

Удары бури в паруса,

От молний корабли пылали,

А как-то судно отнесла

Волна на берег к каннибалам,

Где с ними был ужасный бой,

И лишь поддержка из Ливана

Вернула моряков домой.

Кто путешествовал не мало,

Познал красоты той страны:

Пещеры, бухты, птичьи скалы,

Дома античной седины.

Всё, как сейчас, так было раньше,

Пять сотен лет тому назад,

Когда с величьем широчайшим

Эмир ходил вперёд-назад.

Он выглядел совсем не старым,

Спина прямая, как у всех,

Кто в жизни, пожиная лавры,

Не ведал никаких помех.

Кто был настолько предан делу,

Что люди шли за ним толпой.

Он был во всех делах умелый

И вечно чем-то занятой.

На выпад огрызался смело

И мчался воевать в седле

С очередным испанским пэром,

Что в порт приплыл на корабле

Установить свои порядки

И флаг поднять вверху меж скал -

За эти наглые нападки

Суда эмир дотла сжигал.

Две сотни тысяч рук с мечами

Взмывали в небо в его честь,

Бойцы с щитами за плечами

Готовы были в битву лезть.

Не важно с кем, не важно сколько

Врагов пришло искать успех,

Эмир мог пальцем щёлкнуть только,

Чтоб утопить в крови их всех.

Ливан кругом, в вершинах горных,

Что скрыты снегом на полгода, -

Отличный щит от вероломных

Солдат наёмных в их походах,

Какими управляли строго

Войну искавшие султаны.

Их здесь лежать осталось много,

Убитых в кряжах и карманах.

Веками крепло государство

В боях за честь и за свободу,

И в этих страшных битвах частых

Лишь укреплялся дух народа,

Людей сплочённых, сильных, смелых,

Что, луки опустив к ногам,

Стояли на вершинах белых

Лицом к любым своим врагам.

Но только внук пошёл не в деда:

Он лишь к обеду просыпался,

Тяжёлого труда не ведал

И в разных девушек влюблялся,

С какими весело кутил

И юность прожигал в тавернах,

Где чашками напитки пил,

Что опьяняли честь безмерно.

Весь локоть на руке у принца

Чистейшим серебром обвешан.

Здесь явно было чем гордиться,

Ведь сплавом никаким не смешан

Анатолийский самородок.

И на браслетах знак стоял -

Эмблема царского их рода,

Какой принц чтил и уважал.