Татьяна Чекасина – корифей малого жанра.
Писать рассказы – дело не прибыльное и даже почти забытое. И забыто оно по большей части оттого, что разучились работать в искусстве. Литература как искусство отодвинута бурным потоком того, что им никак не является. А жанр рассказа, новеллы – проверка на профессионализм любого автора. Умеешь писать новеллы – ты прозаик, не умеешь, так, сочинитель длинных текстов. В последнее время именно сочинители и торжествуют. Их издают, им платят деньги. А потому корифеем стать реально, если умеешь. Неумех много, они не соперники.
Новеллы писать трудно. Ещё трудней писать большие произведения искусства. Но, если смог новеллу, то и крупный жанр может получиться. Хотя тот, кто хоть когда-нибудь создал новеллу, уже и к пространному произведению относится также. И огромный объём хочет сделать «стреляющим», бьющим и лаконичным, без лишних слов вообще. Думаю, автору этой книги удалось всё, что делает новеллу новеллой. Жанр вмещает в себя много. Краткость обманчива. И настоящая новелла требует огромного содержания, но спрессованного, что требует и дополнительного владения этим искусством.
Каждая новелла в этой книге – кристалл, в котором отражена не только субстанция бытия, но и широкий мир объективной реальности. Все лучшие мировые новеллы написаны так, это вершина реалистического метода.
1. «Ах, мой милый Августин…»
Феденёв – у ворот, опираясь локтями о штангу. В пальцах сигарета, будто маленькое, но убойное оружие.
Завгар даёт путёвку и добавляет: едет сам Гремучкин!
Неприятный дядька, но милая дочь. С ней, с Мариной, Маришей, Ришей познакомился тут: мелкий ремонт её автомобиля; подбросила до общаги (конец рабочего дня). Никогда у него не было такой: платья, волосы, браслеты…
Объехав лишние светофоры, замер, пути нет, «Крематорий для животных».
– Погоди-ка…
Духота. Будет ливень.
Не проще ли отойти за гараж? Эти доски не требуют сопровождения. Тем более, начальника!
У кювета с дырявыми лопухами приготовил дерзкие слова: мой без пяти минут тесть, Риша любит меня, как ненормальная.
Но у того никаких откровений! Так, меняет маршрут.
Тихо. Кукушка обещает целых девять лет!
– Едем?
Феденёв кивает, и они, немного повиляв, вновь на шоссе.
В кузове шпунтовка. Водителем довольна («Молодец, Димка, вперёд»).
– Неплохая у тебя работа.
– Да, ну, что вы! Думаю вернуться в институт.
– Говорят, тебе не рекомендуют… э-э… голову напрягать.
– Кто говорит?
– Завгар.
– Не может быть.
– Да нет, – теряется «папаша», – видимо, от другого лица.
Димка чуть не спросил (как родного): что с телефоном в квартире? Ещё одного номера у него нет.
– Ты – молодец. А родители у тебя кто?
– Папа и мама умерли. Сестра работает учительницей в Мамонтовке. Там и я жил до армии.
Радио: «Пентагон направляет пять новых дивизий для ведения боевых действий в горных районах».
– Какие войны! Лето! Мир цветёт и зреет! – комментирует Гремучкин. – Говорят, ты одним пальцем убьёшь.
– Так убивать не пробовал. – Деловой ответ.
В голове жирная жара, и Руськин вопль с ненормалинкой: «Мальчик в овраге нашёл пулемёт, больше в деревне никто не живёт».
– Вот как бывает… – Непонятно вздыхает попутчик.
Наверное, и к его дочери, и к Феденёву относится эта недомолвка.
Впереди облака-бараны в плотной отаре, где какой, не видно. На лобовое стекло брызнуло.
– К нам в «Дубки» будет поворот!
Они там с Ришей… Как-то в ливень. Водит она плоховато. Его руки готовы перехватить руль, ноги давят «педали», которых нет перед пассажиром обычной машины. Минуют ГАИ, – и, слава аллаху, «смена руля».
На даче камин, зимний сад на веранде с подогревом. Полы, как оказалось, пора менять.
– Тебе плохо? – У неё манера не женщины, которая любит, а врача.
