Конецдекабря...
Среднестатистическая комната одного
из общежитий на окраине Пензы. Дешёвые, местами оттопыренные возле
швов обои и скрипучий, истёртый десятками тапок паркет из
девяностых. И такая же измученная, израненная событиями последних
месяцев душа молодой женщины, что сидит, забившись в угол дивана. И
не сводит глаз с мобильника в руках. Моя душа. И взгляд,
гипнотизирующий тёмный экран, тоже пренадлежит мне. Никак не
привыкну, что всё это теперь - моя жизнь.
"Позвони! Позвони!" - мысленно
умоляю я. Знаю, что он выходит на связь каждое, кратное десяти
число... Ну давай же! Давай!
Телефон в руках оживает, высвечивая
белым "Неизвестный номер" и я на первой же секунде жму
"Ответить".
- Алло? - хриплю я абоненту на том
конце.
- Сто пятьдесят тысяч. Просунешь в
щель между кирпичами слева от входа на "Ласточкины горы". Завтра в
три часа. - Равнодушно и монотонно звучит из трубки голос Кастета.
Режет нервы ледяной сталью.
- Стой! Не клади трубку! -
Вскакиваю, и, заставленная мебелью комната три на четыре плывёт
перед глазами. - Скажи, как мой муж?
- Жив. Пока будешь платить, - ржёт
он и прерывает связь.
Хватаюсь за угол стола и оседаю
обратно на диван.
Это последние. Остатки от проданной
чёртовой машины и золотого браслета, заложенного накануне в
ломбард.
Всё. Больше нет сил. Нет денег. И
даже слёз нет...
- Опять бандюган звонил? -
бесцеремонно врывается в мою комнату соседка. Хамоватая,
потасканная мужиками Элька. Не отличающаяся деликатностью и
тактом:
- Да убили они его уже, а с тебя
тянут последние соки! - будничным голосом заявляет она и цапает с
полочки мой матовый лак для ногтей. - Дашь накрасить?
- Бери. - Мертвецки бедным голосом
отвечаю я и подхожу к окну, пряча от неё жгучие слёзы.
Думала, что привыкла к
пессимистичному настрою окружающих. С каждым днём веры в то, что
Рома жив, становится всё меньше. Каждый раз я, как полоумная, жду
звонков Кастета. Потому что это единственная связь, нить, тоньше
паутины, ведущая от меня к мужу.
Не знаю, сколько времени
всматриваюсь в парящие за окном миллионы невесомых снежинок.
В комнате царит такая тишина, будто
её выложили мешками с песком для лучшей звукоизоляции. Не похоже на
нашу секцию номер восемь, где творится постоянный бедлам и стоит
трёхэтажная ругань. Куда все делись? Или это я... уже не здесь?
И эту гнетущую тишину снова
прерывает дребезжащий рингтон моего мобильника.
- Алёна Михайловна! Удалось. - Голос
старшего лейтенанта Пономарёва звучит не так обнадёживающе, как
хотелось бы.
- Ну что там, скажите
быстрей!
- Мы определили номер звонящего.
Дато Чантурия. Осуждённый из Кемеровской колоннии. - Тяжело
вздыхает мужчина, а дальше молчит.
- Что это значит, Дмитрий Иванович?
Я не понимаю, как...
- Алёна Михайловна... Алёночка, это
мошенники. Они не имеют ничего общего с Вашим мужем. Зато, похоже
имеют прямой доступ в интернет. В частности, к созданной
волонтёрами группе о вашей... истории, - устало отзывается
следователь. - Поверьте моему опыту, в девяносто девяти процентах
случаев это обычный развод, лохотрон. Мне очень жаль.
- А, вдруг это они? - в запале
вскрикиваю я. - Что если Роман у них? Вы не хотите проверить этот
один процент?
- Мы, конечно, проверим.
- Это уже другой разговор! Сразу бы
так! - Моментально воодушевляюсь я.
- Алёна Михайловна, это большой риск
для вас...
- Завтра в два я буду у вас в
участке, товарищ старший лейтенант! Спасибо вам большое!
Спасибо!
- Алёна Мих... - снова пытается он,
но я успеваю нажать заветную красную кнопку.
- Мне нужно использовать каждый
шанс... Мы должны поскорее найти твоего папу, малыш! - шепчу
я, облизав пересохшие от волнения губы и подношу вспотевшую ладонь
к пока ещё плоскому животу. - Ну что скажешь? Пора за Егоркой в
садик?