Сегодня ровно год, как вновь
проявилась моя болезнь. Не сказать, что я считаю каждый день, но
так или иначе, в голове цифры сменяют друг друга. Бесконечные
поддерживающие таблетки, похождения по докторам, мамин грустный
взгляд, каменное выражение лица отца (но в душе он переживает не
меньше моего, просто он мало эмоциональный – это нормально).
Вся эта свистопляска с борьбой
надоела.
Дико выматывает. Честно-честно.
Вот и сегодня такой день. Совершенно
не исключение. И еще солнечный.
— Алекса, ты готова? — раздается
мамин голос.
Она не входит ко мне в комнату, а
остается в дверном проёме и облокачивается о него. Вижу, что тоже
не спала. И я тоже. Но всё равно мама улыбается, каждый день
встречает меня с улыбкой несмотря ни на что. Я безумно благодарна
ей за это, хотя поначалу меня дико бесило подобное поведение. Я
совсем не понимала, что у меня теперь билет только в один конец.
Понимание пришло чуть позже, когда я повзрослела.
— Да, только надену толстовку, —
тихо отвечаю ей, затем выполняю свои намерения.
Толстовка похожа на худи, на груди
микки Маус, с цветком в руках. Вообще я ярый поклонник диснеевских
мультиков, особенно тех, что были в начале двухтысячных. Самый мой
любимый мультфильм – это спящая красавица. Нет. Это один из
любимых. А вообще «Красавица и Чудовище». Я могла вечерами
пересматривать по нескольку раз. Как папа выражается «тебя еще не
тошнит от них?», а я отвечаю: «даже если затошнит, всё равно буду
пересматривать». А сейчас папа и мама только рады, если я сажусь в
гостиной, в которой висит огромный плазменный телевизор, и включаю
свои любимые эпизоды. Мой смех согревает родителей. Я знаю, что
украдкой они наблюдают за мной и запоминают каждую частичку меня.
Это счастье, что я никогда не окажусь по их сторону и не увижу, как
страдает мой ребёнок. Боли дикие, просто я о них молчу. Последние
пару месяцев были поистине адскими. Но доктора выписали лучшее
обезболивающее, и это хоть как-то спасает. На том им человеческое
спасибо.
Я еще раз смотрюсь в зеркало,
провожу по лицу ладошками, словно так сумею замаскировать свои
темные круги под глазами. Мама купила мне тональный крем, но я его
как-то редко использую, если только надо выйти в люди. Я поступила
на первый курс в университет искусства, изучаю живопись. Безумно
люблю рисовать и писать картины. Это своего рода еще одна отдушина,
где мне не надо сильно напрягаться. Хотя до своей болячки я мечтала
стать врачом. Все мысли о супергеройских днях в борьбе за чужую
жизнь. Вот ирония, правда же? Теперь мне приходится бороться за
свою жизнь, и я не люблю врачей. Мне их жаль. На это надо иметь
железные нервы, силы и каменное сердце.
Выпрямляюсь, хлопаю по щекам, но не
сильно, вот и румянец. Так-то намного лучше. Иду к маме и обнимаю
ее крепко, насколько сил хватает. Она отвечает взаимностью.
— Сегодня ты гораздо лучше
выглядишь, милая, — замечает мама.
— Да, — соглашаюсь с ней. — Намного.
Хорошие пилюлю док прописал. Но сколько мы за них заплатили,
мам?
Мама отмахивается.
— Алекса, это неважно. Главное, что
тебе стало лучше.
Вот так постоянно. А потом я узнаю,
что папа разменял свою машину, взяв себе совсем ушатанную. Денег,
которые выручили родители, хватит на три пачки препарата – это еще
плюс три месяца моей жизни мне в копилку в умеренной, терпимой
боли.
Мама подвозит меня к зданию
университета. Желает хорошего дня, крепко обнимает и целует в обе
щеки. Я смеюсь заливистым смехом. И абсолютно наплевать, как на
меня смотрят мои одногруппники. Они считают меня избалованной
девочкой. Мамкиной. И никто из них даже не догадывается, что со
мной не так. Просто я не такая как все. Всегда одна. Всегда сама по
себе и избегаю любого общения. Меня не интересуют тусовки. Я не
хожу на дискотеки. У меня нет парня. Да у меня просто нет времени
на все эти земные удовольствия. Поймите же меня, люди.