- Сонька, заткнись, гадина! - слышится пьяный ор матери за
стенкой.
Игнорю. С виду хлипкий замок на двери моей комнаты выдерживал не
одно вторжение буйных пришельцев.
- Балалайку сломаю об твою дурную голову! - подвякивает
собутыльник матери.
- Ничо! Жрать захочет - вылезет, - шипит родительница, громко
гремя посудой на кухне.
Я задумалась. Грустно взглянула на последний батончик "Сникерса"
- вся моя еда на сегодня. Надо выбираться. Любовно поглаживаю
гитару. Это все, что осталось мне от отца. Как же мне его не
хватает!
Папу сбила машина на пешеходном переходе. Лихач скрылся. Никто
ничего не видел. Два года прошло. Мама сначала заливала горе, а
потом еще что-то... Горе не выходило из нашего дома. Им пропахло
все, впитавшись в стены с алкогольными парами и сигаретным дымом,
который лез во все щели.
Снова слышится завывание какой-то "душевной", что песней
зовется. Бряцанье стаканов. Мать заходится в гавкающем кашле...
Жить с этим, жить в этом - отвратительно и пугающе. Можно ко всему
привыкнуть... Только у меня не получается. Ушла б куда глаза
глядят... Но куда? Кому я нужна - вздыхаю и перебираю струны своей
единственной подруги. Рука тянется за шоколадкой. Желудок уже
начинает болеть от голода. Сладость растекается во рту, со слюной.
Стараюсь растягивать удовольствие...
- Пошли, родная, - говорю шепотом, обнимая гитару и
прислушиваясь к тишине за дверью.
Алконавты уже минут двадцать не подают никаких звуков. Надеюсь,
что вырубились и путь свободен. Крадусь по коридору на цыпочках,
косясь на дверь кухни. Щелчок замка. Хлопнув дверью вылетаю на
площадку и несусь по лестнице.
- Соня! - останавливает меня окрик соседки теть Маши.
Топчусь на месте, воровато поглядывая наверх, словно за мной
гонится стадо бешенных носорогов.
- Да? - тяну улыбку.
- Зайдешь? Чаю попьем... Расскажешь, как там у тебя дела, -
улавливаю в ее тоне жалостливые нотки.
- Теть Маш, давайте вечером забегу?! - киваю, что так и сделаю.
Махнув рукой, скачу дальше.
Городской парк. Мамочки прогуливаются с детьми. Молодежь
катается на роликах. По близости скейт-парк, где тусуются хипстеры.
Зарываю глаза. Вдыхаю воздух июля и клумбовых цветов. Расчехляю
свою кормилицу. Пальцы бегут по струнам. Душой чувствую эту
вибрацию... до мурашек. Сажусь в позе лотоса на газон. Передо мной
раскрытый чехол, в котором россыпь мелочи.
Давай мы с тобой сыграем в прятки,
И я тебя искать не буду.
Я найду себе намного лучше,
Я найду себе совсем другую.
Давай мы с тобой сыграем в прятки,
И я тебя искать не буду.
Я найду себе намного лучше,
Я найду себе совсем другую.
Не смотрю по сторонам. Замыкаюсь на звуке гитары. Голос льется
свободно, с каждым выдохом - чувства. С каждым аккордом
затягиваются раны...
- Эй! Давай эту... как в детстве карусель, - напротив, присев на
корточки, парень держит тысячу, зажатую между пальцев.
Хмыкаю. Киваю. Четыре класса музыкальной школы не прошли зря.
Та, другая жизнь, где была семья и папа живой.
Завтра ветер переменится,
Завтра прошлому взамен
Он придет, он будет добрый, ласковый
Ветер перемен.
Купюра летит на дно чехла, а от парня доносится странное:
- Хочешь еще заработать?
Поднимаю брови вопросительно - давай, озвучь. Он шарит по мне
глазами, брезгливо морщась. Взлохмаченные волосы. Застиранная
одежда. Старые джинсы кое-где в засаленных пятнах. Нет, я стираю
одежду... Стираю и тут же натягиваю на себя потому, что не могу
себе позволить купить что-то новое. Мать несколько раз обнуляла мои
заначки. По запаху что ли находит?
- Завтра споешь свое! - показывает на меня пальцем. - И если мне
понравится, то получишь три тысячи!
У богатых свои причуды - пожимаю плечами. Провожаю взглядом
удаляющихся парней. Они смеются, машут руками, что-то рассказывая
друг другу. Мой "заказчик" обернулся и крикнул: "До завтра!"
