— Папа! Папа! Папа!
Маленькие ножки так быстро топали
вниз по лестнице, что Ада[1] не поспевала за мальчиком.
— Тоша! Сынок! Осторожнее! Папа уже
дома, не торопись.
— Я пейвый… пейвый… пейвый…
Возбуждённый малыш смело продолжил
свой экстремальный спуск и если бы не Богдан, бросившийся к сыну
навстречу, то новой порции синяков и шишек было бы не избежать.
— Оп-па! – произнёс мужчина,
подхватывая торопыгу и невысоко подбрасывая вверх, отчего тот
радостно засмеялся. — Какой ты у меня быстрый! Даже мама за тобой
не успевает.
— Я пейвый!
— Первый-первый! – согласился
довольный родитель. — Ты у меня во всём должен быть первым! А
теперь давай маму ловить… Она же наша любимая, а своих женщин мы
что делаем?
— Обейега-аем! – с восторгом
закричал мальчик.
Мужчины практически синхронно
отставили руки в стороны, чтобы тут же заключить в свои объятия
наконец спустившуюся к ним Аду.
— Я люблю тебя, – шепнул Богдан на
ушко жене и шумно вздохнул.
— Я люблю тебя, – словно эхо,
повторил Антошка, имитируя, как интонацию, так и интимный вдох
отца.
— Даня! – немного с укором
произнесла Ада, хотя у самой глаза просто лучились счастьем. — Чему
ты учишь сына?!
— Быть нежным и ласковым с любимыми…
Правда, сынок?
— Пйавда! – по-взрослому согласился
мальчуган, подставляя родителям по очереди вытянутые для поцелуя в
трубочку губы.
Антошка в свои три с половиной года
был довольно смышлёным ребёнком, чем, несомненно, гордились его
родители. Внешне он представлял собой точную копию отца: достаточно
высокий для своих лет, крупненький, темноволосый, с длинными
чёрными загибающимися вверх ресницами, такими, что хоть спичку на
них клади – удержится. А вот от матери ему достались зелёные,
кошачьи, в мелкую жёлтую крапинку, глаза.
Рос малыш любознательным, умным и
активным, причём настолько, что родители иногда за голову
хватались: в кого он такой? Антошка целыми днями носился вверх-вниз
по лестнице с озабоченным видом, творя какие-то свои, одному ему
известные дела, порой категорически отказываясь и от еды, и от сна
из-за занятости. И спорить с ним, в этом случае, было бесполезно:
если что-то решил, то своего во что бы то ни стало, добьётся.
Характер!
— Ну, беги! – Богдан опустил сына на
пол. — Заканчивай там свои дела! Скоро ужинать будем. Да,
мамочка?
Ада кивнула.
— А потом пойдём с тобой дальше
железную дорогу строить.
— Уйя! – закричал Антошка и запрыгал
вокруг родителей, словно маленький зайка.
Они с любовью и нежностью посмотрели
на баловника, но тот, сделав пару кругов, с воплями понёсся на
второй этаж, в детскую.
— Ну, здравствуй! – Богдан обнял
жену за талию и притянул к себе. — Наконец-то я могу тебя нормально
прижать… Устала?!
Ада улыбнулась и отрицательно
замотала головой.
— Всё нормально, любимый. Просто у
нас сегодня снова «деловой» день.
Богдан засмеялся.
— Не слушается?!
— Скажем проще: проявляет
характер.
— А что, не в кого, что ли? – И он
потянулся за поцелуем. Ада чуть отстранилась и прошептала в губы
мужа:
— Я даже знаю, в кого он у нас…
Едва Богдан коснулся губ любимой
женщины, как его сердце сладостно заныло, напоминая о ночах, полных
взаимного счастья и любви, тоскливых рабочих часах без присутствия
этой единственной женщины. Его руки заскользили по её одежде,
пытаясь найти доступ к телу.
— Даня! Всему своё время… потерпи… –
выдохнула она, при этом еле сдерживаясь, чтобы не проделать то же
самое с мужем, и тут же задохнулась, поскольку его пальцы всё же
проникли под блейзер, а потом и топ. — Данечка…
От сбивающегося с ритма дыхания
грудь учащённо вздымалась, голова шла кругом, так и норовя
отключить последние здравые мысли Ады.
— Пойдём в спальню… – прошептал он,
оторвавшись, наконец, от её губ и утыкаясь своим лбом в её. — Я душ
приму… а ты мне спинку потрёшь.
