Свинцовые облака с каждым часом всё ниже. Видимость падает, а в
воздухе уже появляется небольшая морось.
Слегка отворачиваю нос вертолёта вправо, чтобы был лучше виден
обзор площадки для приземления. На указателе скорости 120 км/ч,
вертикальная — 2 м/с.
Подходим ближе. Ручку управления вертолётом отклоняю на себя.
Сбрасываю скорость до 60 км/ч. Постепенно подтягиваю вверх рычаг
шаг-газ. Правую педаль аккуратно отклоняю, чтобы не попасть в левое
вращение.
Вертолёт вибрирует, но медленно и верно зависает над площадкой,
выложенной из металлических плит К-1Д. Аккуратно приземляю вертолёт
и зажимаю тормозную гашетку.
— Готовимся к выключению, — дал я команду по внутренней связи,
вывернув левой рукой рукоятку коррекции.
— Или к повтору, Саныч? — весело отвечает из передней кабины
нашего Ми-28 мой лётчик-оператор Денис.
— Сплюнь, Дэнчик. А то «ЖПСКу» отберу, и ты весь маршрут по
карте будешь вести, — ответил я.
— Понял, командир.
Смотрю влево на двигающихся в нашу сторону техников в огромных
сапогах поверх чёрных утеплённых штанов. Раскисшая земля не даёт им
быстро добежать до боевой машины. Но видно, как они стараются это
сделать.
Открыл дверь своей кабины, впуская прохладу нашего полевого
аэродрома. Смотрю по сторонам. Всё как обычно — вертолёты,
лесопосадка, слившееся серое небо с промёрзшей землёй и небольшие
сопки.
— Саныч, командир к себе зовёт, — передал мне техник, когда я
спустился на шершавую поверхность площадки.
— Хорошо. Температура скачет в правом двигателе. Разница в
оборотах на запуске имеется. Настолько мы технику угрохали? —
спросил я, расписываясь в журнале.
— Работаем на износ, — улыбнулся техник.
— Здраво мыслишь! Спасибо за матчасть, — ответил я, похлопав его
по плечу.
Шлем я сунул в специальную синюю сумку с шевроном родного
училища. Надел приготовленные чулки химкостюма и «пошлёпал» к Петру
Ивановичу — моему командиру полка.
Кажется, сейчас меня ожидает серьёзный разговор.
Войдя в штабную палатку, я оставил вещи на входе у связистов и
подошёл ближе к столу командира.
— Нет. Не устал… Да вы послушайте! Товарищ командующий… Да какие
к чёрту лица? Есть строгий выговор! — громко сказал комполка и
силой повесил трубку жёлтого телефона с двуглавым орлом.
При этом он вскочил на ноги и придавил трубку сильнее.
— Чего?! А, Клюев, заходи. Извини, Сан Саныч. Пока с этим
де…
Вновь зазвонил жёлтый телефон, и полковник взял трубку.
— Белов! Я, товарищ командующий. Служу России! Да. Есть, ждать,
— громко ответил комполка, повесил трубку и вновь придавил её.
— Так что там, командир?
— Да пока с этими друзьями поговоришь, всё из головы вылетит.
Лучших офицеров не узнаю.
— Вы мне льстите, — улыбнулся я.
— Не зазнавайся только! Садись, сынок, — посмеялся Белов.
Пётр Иванович был из тех, на ком держится армия и страна. 54
года, а до сих пор в кабине вертолёта. По нему можно историю
локальных войн изучать.
— Я чего тебя позвал. Документ на тебя пришёл из штаба округа.
Хочешь почитать? — показал он мне телеграмму, отпечатанную на
жёлтой бумаге.
— Можно в кратком изложении, командир?
— Конечно! Я направил на тебя представление о назначении на
вышестоящую должность. В 171 м полку сильно командный состав
выбило. Ни одного замкомэска не осталось. Предложил тебя
назначить.
Вот командир сюрпризы умеет делать! К 33 годам мне действительно
пора бы уже и двигаться дальше, а то я уже пять лет как командир
звена.
— Спасибо.
— Чего уж там! — швырнул на стол телеграмму Белов.
Видимо, не совсем всё гладко прошло.
— Удивляюсь я тебе. Медаль Нестерова, медаль ордена «За заслуги
перед Отечеством» II степени и орден Мужества. За 10 лет службы
офицером! Кого так можно было послать, что я тебя двинуть не мог
три года?
