На месте шеи
пожеванного Жорой изваяния торчат острые осколки, а спереди,
по-видимому, остался кусочек ректорского каменного подбородка.
Мишаня задумчиво созерцает покусанную статую ‒ остатки былой
роскоши ‒ и поглаживает собственный подбородок ‒ гладенький и
целый. Молча стою рядом, всем видом изображая, что я тоже весьма
прониклась печальностью момента.
‒ Нынче творящиеся вокруг события
практически заставляют терять голову, ‒ наконец философски изрекает
ректор Тунгусский и проводит пальцами по сгибу своей шеи.
Жора, закусывающий всем, чем можно
и, теоретически, нельзя, но лично ему, по глубокому внутреннему
убеждению, можно, исчез в слоистых пространствах так же быстро, как
и появился. Никто из альф и пикнуть не успел. Хотя некоторые из
студентов, занимавших в зале первый ряд, все же успели разглядеть
прелесть внешнего вида камнежорного эллипса в непосредственной
близи, а потому последующая демонстрация их скоростного сползания с
кресел была особенно зрелищной. И винить их не за что. Жора ‒ будто
чудовище, выбравшееся из самых кошмарных сновидений, которые только
может породить воображение взрослого существа. Еще бы тут с головой
под кресло не занырнуть.
С другой стороны, струсившим
парнишкам в будущем нелегко придется. Они ведь по-прежнему остаются
альфами и, по логике бытия, должны закусывать подобной опасностью
на завтрак.
Меня обрадовало, что ректор отнесся
к происшествию предельно спокойно. Мигом восстановил тишину и
спровадил студентов по своим делам, объявив, что камнежорка ‒
проблема уже завтрашнего дня.
Понятия не имею, почему он так
уверен, что Жора может не захотеть вновь войти в амплуа «проблемы»,
но все еще «сегодняшней».
‒ Думаете, он, в смысле эллипс, не
проявит себя где-нибудь еще? ‒ задаю вопрос с максимальной
осторожностью. Как ни крути, Жоржа в этот мир призвал профессор
Ярый, но настоящую свободу ему даровала именно я.
В общем, волнуюсь, как бы мне этот
«подвиг» не припомнили в отрицательном аспекте и резко не отняли те
странно заработанные рейтинговые баллы, благодаря которым моя
ракета стала чуть ближе к космическим пространствам успеха.
‒ Камнежорному эллипсу достаточно
закусить чем-то каменным средних размеров, а затем завершить
трапезу откусыванием кусочка шпиля академической башни. И тогда он
утихомиривается на несколько часов, таясь где-то в промежуточных
пространствах. Но это если судить по опыту последних дней, ‒
радостно поясняет мне Мишаня. ‒ А сегодня он уже отгрыз половину
шпиля, слизал черепицу с крыши здания одного из общежитий и выдрал
кусок хранилища вместе с дополнительным складским помещением, где в
этом момент находился Хранитель.
‒ А что с Хранителем?
‒ К счастью, уцелел. ‒ Ректор
усмехается с особым удовольствием. ‒ Медитировал в момент
нападения, так что всего лишь свалился со стула и выпал на мягкий
лужок, благополучно пропустив момент самого приема пищи.
Хранителю в последние дни удача не
просто улыбается, а хохочет в голос прямо в ухо. Сначала Малява при
поддержке Радика собирался его схарчить без всяких приправ, затем
Жорик его тоже себе присмотрел в качестве легкого аперитива. Но
дедок как-то выжил.
Опасливо смотрю на ректора, ожидая
напоминания, что практически вся буйная фауна в пределах ближайших
пару километров так или иначе связана со мной.
Слышу смешок и округляю глаза.
Кажется, Мишане весело. Этот
рокерский ректор ‒ истинное воплощение позитива, отвечаю.
‒ Исходя из всего сказанного, он
пока из своей норки не вылезет.
‒ Кто? Хранитель? ‒ переспрашиваю я,
из-за волнения потеряв нить беседы.
‒ Камнежорный эллипс. ‒ Мишаня,
улыбаясь, кладет громадную ручищу на мое плечо и дружески
встряхивает меня. ‒ Полагаю, сегодня он уже насытился.