Обычно мне везло. Для меня всегда находилось место в льготных
программах оздоровления или выделялись бесплатно и без очереди
дорогостоящие лекарства. А в той, прошлой, здоровой и счастливой
жизни я почти всегда успевала на последний автобус, купить что-то,
что на мне и заканчивалось, например, булочку в буфете, умудрялась
упасть и не то чтобы не покалечится, а даже не расшибиться. Да я
даже периодически выигрывала в лотерею! И вот сегодня мое везение
закончилось. Выдохлось. Испарилось как лужа на полуденном
солнце.
Июльский зной фантастическим маревом плясал над асфальтом.
Разомлевшие от жары голуби лениво полоскались в натекшей из
кондиционера луже. Редкие прохожие торопились перескочить открытое
пространство, залитое полуденным солнцем, казалось, сжигавшим все
живое на своем пути.
Выйдя из охлажденного кондиционером холла больницы, я жадно
хватанула раскаленный воздух ртом и тоскливо посмотрела на
разделяющий поликлинику и подъезд моего дома отрезок пути. Инна
Афанасьевна, мой лечащий врач, знала, насколько плохо я переношу
жару, но выбора не было ни у нее, ни у меня. Сегодня Инна
Афанасьевна работает последний день перед отпуском, а у меня вчера
был последний день приема лекарства, после которого нужно было
обязательно показаться своему врачу. Вот и вышло, что мне пришлось
в самую жару выйти из квартиры.
Изучив меня, ощупав, прослушав и осмотрев везде, где только
можно, Инна Афанасьевна вздохнула и покачала головой:
— Положительной динамики практически нет. Катюш, может, у вас
все же получится насобирать нужную сумму? Сейчас же очень много
различных программ и благотворительных организаций! Мне жаль это
говорить, но болезнь прогрессирует катастрофически, а очередь на
бесплатную операцию тянется годами …
Она недоговорила. Но я и так все поняла. Я все знала о своей
проклятой болячке, начиталась за истекший год. Мое сердце умирало.
И сделать ничего было нельзя. Только операция, но… Кроме меня,
самой старшей, в семье еще трое детей. Папа надрывается на двух
работах. И все равно в сложившейся ситуации потребуется не один
год, чтобы наскрести нужную сумму на внеочередную, коммерческую
операцию. А «благотворительные» организации одна фикция. Может
быть, где-то там далеко, где нас нет и быть не может, они и
функционируют как положено. А у нас это всего лишь красивая ширма
для мошенничества. Год назад, когда стало понятно, что медикаменты
и консервативное, как говорят врачи, лечение меня не спасет, я
попробовала обратиться в некоторые фонды… Там скромно промолчали.
Будто моего обращения и не было. Но зато на пороге квартиры начали
появляться некоторые, скажем так, личности, предлагающие
свою помощь в сборе средств на операцию. За просто конский процент.
Я должна была отдать «помощникам» от семидесяти до восьмидесяти
процентов собранных средств. И если я, семнадцатилетняя девчонка,
еще могла на что-то надеяться и согласиться, то нечаянно услышавший
«предложение» папа рассвирепел и едва не покалечил «помощничка»,
вышвыривая того из квартиры. А после популярно мне объяснил, куда
пойдут отданные в эти, так называемые, фонды деньги. Поэтому, нет.
Этот путь для меня закрыт.
Лучезарно улыбнувшись лечащему врачу и пряча за сияющей улыбкой
отчаяние, я кивнула:
— Так и сделаем! — Но мы обе хорошо понимали, что я солгала.
Инна Афанасьевна снова вздохнула и уже осуждающе покачала
головой:
— Катя-Катя! Ты же молодая! Восемнадцать лет едва исполнилось!
Вся жизнь впереди! Нельзя же так…
Я тоже перестала улыбаться и неожиданно даже для самой себя
призналась:
— Инна Афанасьевна, у меня не получается выйти на настоящие
благотворительные фонды. Все, что нахожу в интернете — мошенники и
шкуродеры, наживающиеся на чужой беде и доверчивости. А родители из
шкуры вон лезут, чтобы накопить мне на операцию. Даст Бог, все
будет хорошо.
