Глава 1. Пленница рыцаря-колдуна
– Добрынь, а чего это у них дома такие узенькие? – хрустя по выпавшему за ночь пушистому снегу, Алёша, не переставая, удивлялся иноземным чудесам. – Это ж неудобно. Представь, заходишь ты в дом в кожухе меховом, а там тебе навстречу баба с коромыслом…
– Куда ж это твоя баба зимой с коромыслом собралась? – ради смеха только уточнил Добрыня. Не давал ему молодой богатырь скучать всё время в долгой дороге, и сейчас тоже сердце его ретивое покоя знать не желало: любая мелочь казалась интересной.
– Неважно! Главное, вам не разойтись в таком узком проходе. И ладно бы только проход! Зачем вообще строить неудобный дом?
– А приглядись внимательнее, Алёшка, и поймёшь, – поучал его, как и прежде, Добрыня. Сколько раз пытался у юного богатыря вечерами к шахматам любовь привить – тот ни в какую. Первое время, правда, Алёшка даже попробовал пару раз играть, но торопил Добрыню ходить, горячился, пешками рисковал, фигуры почём зря терял – кончилось тем, что ругался поповский сын хоть святых выноси и бросал игру.
– Да к чему приглядеться-то? Один дурак дом узкий построил, другой посмотрел на него – и тоже решил.
– Получается тогда, одни дураки тут живут?
– Не скажи… Вчера в корчме я знатную сумму проиграл одному местному молодцу…
– Вот и вывод делай.
– Какой?
– А ты сравни два условия: здесь живут не дураки, а дома у них узкие. Значит…
– Значит, они в кости хорошо играть научились, а насчёт остального – котелок не варит.
– Эх, Алёшка ты Леонтьевич, голова садовая… Заставили, значит, их дома такие строить. Законы местные, видать, такие, что нельзя фасады широкими делать. Зато ты во дворы загляни – там с целого змея дом тянется.
– Опять ты своим подвигом бахвалишься, – поддел друга юный богатырь, разглядывая небольшой дворик меж двух деревянных домов. – Весь Киев и так сто лет помнит, как ты вернул Забаву Путятишну князю нашему.
– Ничего и не хвалюсь. Просто к слову пришлось, – солгал Добрыня. Но правильно сказал Алёшка: давно это было. Столько воды утекло… Вот уже новое поколение растёт, наглое, дерзкое, а у него самого ничего в жизни не меняется: служит князю киевскому, на отпуск к матушке приезжает в Рязань. И ни семьи, ни угла своего не нажил. Видно, станет скоро таким же бобылём, как «старой» – Илья Муромец, которому служба и женой стала, и домом, и хлебом насущным.
– Зато, Добрынь, ты наверх погляди – они ж все в три этажа. В три! Чудно всё как, не по-русски, – не обращая внимания на задумчивость собеседника, Алёша с любопытством разглядывал дома. – А окна, заметь, не квадратные – узкие все, а наверху, как шлем богатырский, пикой заканчиваются. Это вот к чему бы?
Но Добрыня уже не слышал нового вопроса надоедливого спутника. Ушёл он в себя, вспоминая былые дни и походы. Женили они княжича Артемия на Забаве Путятишне. А потом снова серые будни пошли: в чисто поле ездили разбойников да заезжих печенегов бить, в походы ходили то на запад, то на юг. И вот оказался в землях немецких вместе с послами княжескими. Вдвоём с молодым, но показавшим себя в деле богатырём – спас он двор княжеский от злодея Тугарина. Служили они тут надёжной опорой русским послам в переговорах.
Золотисто-медовые утренние лучи отражались от снега, укрывшего не только мостовые, но и высокие треугольные крыши, резные ставни, навесы лавок, оставленную возле крыльца телегу и видневшуюся вдали крепостную стену, будто превратившуюся из каменной в ледяную.
– О, ты только посмотри: какая сосулька! – вскричал Алёшка, вернув Добрыню из горьких дум на бренную землю. – Чем бы достать?
Стал богатырь подпрыгивать, чтобы сбить свисавший с крыши капельник, почти с аршин длиною. Но не достал пальцем и края сосульки Алёшка. Опустившись в очередной раз неудачно, поскользнулся об лёд под слоем снега и растянулся во весь рост на протоптанной тропе.
