1. Пленник.
Я наблюдала за происходящим со второго этажа. Подглядывала, как
преступница, сидя на полу, через кривые, сломанные и грубо прибитые
стойки перил.
- Я не альтер! - Выкрикнул парень, стоявший на коленях в центре
нашего холла, но мой отец грубо пнул его в живот, и тот со стоном
согнулся.
- А кто ты? Что делал на нашей территории? – Спросил его
отец.
- Просто проезжал мимо…
- Я спросил: кто ты? Имя! Фамилия! Хутор! – Когда отец начинал
говорить в таком тоне, от него прятались даже волкодавы. А я, чтобы
не злить его, старалась лишний раз перед ним не мелькать. Хотя меня
отец никогда не бил. Он, кажется, меня любит, хотя никогда в этом и
не признавался.
Вообще, говорят, мужчина и не должен говорить о любви, его
отношение к женщине и детям видно по его заботе. А отец у меня
надежный, сильный и непьющий. Он второй человек в нашем хуторе и
один их лучших охотников.
А парень, стоявший на коленях, утирал кровь с губ и неразборчиво
что-то пробурчал. Я разобрала только имя: «Виктор».
- Откуда у тебя такая машина? – Спросил кто-то из наших молодых
мужчин.
- Какая такая? – Пленник повернулся к человеку, задавшему этот
вопрос. – Это обычная машина. Я ее покрасил, вот она и выглядит
свежей.
- Моторчик тоже покрасил?
- Мотор я сам ремонтировал, и для этого вымыл его в
растворителе. Оставьте машину себе, я другую смогу привести в
рабочее состояние.
- Ты, значит, машины ремонтируешь? – Вопросы ему задавали без
перерыва. Иногда несколько вопросов звучали одновременно, и пленник
просто не успевал на них ответить, за что получал очередные удары в
бок, лицо, спину, по ногам. Он дергался, стонал, просил прекратить
издеваться над ним, раз он ни в чем не виноват. Но кто его
слушал?
Этот мир не создан для жалости, я это поняла, к сожалению, очень
рано, но никогда раньше мне не приходилось видеть, как жестоко
можно бить человека. Тренировки и состязания в борьбе мы с
девчонками могли сходить, и даже поддерживали своих родственников.
Но видеть вот такое избиение десятком мужиков одного, который еще и
на коленях стоит, было неприятно и стыдно.
- Ремонтирую, когда надо. Я все делаю, как и все люди. Жить-то
хочется. – Все-таки, этот пленник держался хорошо при сложившихся
обстоятельствах.
Только никто ему не верил. Мужчины, не спуская с него глаз,
медленно кружили вокруг него. И парень все время дергался от новых
ударов.
- Если жить так хочешь, что ж в чужой хутор пожаловал? Думаешь,
здесь некому свое добро отстоять? – Наклонившись к чужаку, спросил
мой отец.
- Я заблудился… - На выдохе совсем жалобно произнес пленник. И
чуть ли не взмолился. – Прошу вас – поверьте. Я не вру.
Но никто не стал слушать нытье парня, его снова ударили ногой,
но уже в грудь, а когда он опрокинулся на пол, стали пинать дальше
в живот, спину. Он только успел прикрыть голову.
- Повторяю вопрос: ты кто и что забыл на этом хуторе? - Спросил
уже дядя Руслан. Он был лидером наших объединенных семей.
- Лучше добейте, все равно вы меня не слушаете, - почти
простонал избитый парень.
Отец наступил ему на ладонь и стал на нее давить. Он перенес на
одну ногу почти весь свой вес, вынуждая пленного стонать и просить
о пощаде:
- Отпустите меня. Я не альтер… Меня жена дома ждет. У нас
близнецы несмышленые
- Так ты хотел нас обокрасть? Украсть нашу еду? Для своих
выродков, да?– Отступая на шаг, спросил мой отец.
- Я не вор. – Прижимая, наверняка, покалеченную ладонь ближе к
губам и подув на нее, почти неслышно сказал парень.
И сейчас мне стало до комка в горле его жалко. Дуть на
пораненное место – это так по-человечески. А альтеры, говорят, не
чувствуют боли. И не был этот парень похож на описания альтеров.
Они, как любят повторять мужики, все лощенные, одеваются только в
идеально чистую одежду, много времени тратят на прическу, уход за
кожей и даже красятся, и выглядят поэтому идеально, как будто
ангелы.
