Детские пальчики сползали с рамы. Побелевшие в последнем усилии
удержаться. И дождаться мамы, которая непременно примчится на
помощь. Схватит его за руки и втянет обратно в окно.
И мама влетела в комнату, молча рванув к нему. В последнем
прыжке она протиснулась в форточку, но ей не хватило какого-то
жалкого мгновения. Детское тельце летело вниз, а она билась в
западне клятой форточки, поймавшей её за плечи. Державшей до тех
пор, пока внизу не закричала женщина: жутко, утробно.
Пробуждение было, как взрыв. В голове бабахнуло и брызнуло во
все стороны жарким огнём. Тата буквально подпрыгнула, содрогнувшись
всем телом. Машинально отёрла липкое от слёз лицо. Веки воспалённо
горели. По ним ударил свет ночника, а сверху на неё навалилась
родная жаркая тяжесть.
– Ну-ну, – бормотал в ухо муж, гладя её по голове, плечу, груди.
– Тихо, моя девочка. Тихо. Уже всё. Твой грёбанный сон оборвало.
Теперь заснёшь по-настоящему. У тебя, – вытянув руку, заглянул он в
смартфон, – ещё три часа в запасе.
– Прости, – промямлила Тата на автопилоте, продолжая заливаться
слезами.
Те безудержно хлестали из глаз, будто из прохудившейся плотины.
За которой тех слёз целый океан – всю жизнь прореветь можно.
– Говорила же… – буквально захлёбывалась она, запечатав лицо
ладонями, – спи на диване… чтобы…
– Чтабы, – раздражённо передразнил он, отрывая её руки от
разведённой под ними слякоти. – Соберись, и заткни этот фонтан. Ну!
Ты можешь. Поэтому сделай.
Лишь его командный голос спасал Тату от ночной напасти,
изводившей её третий месяц кряду. С самых похорон. Днём она
держалась. Как пожаловалась когда-то Леся Украинка: «От людей
сиротство прячу – у людей свои дела». Днём с грехом пополам
затягивала работа, на которую Игорь вытолкал её почти силком. А
ночи боялась до судорог.
Как пережил смерть сына муж, не хотелось даже думать. Он как-то
закаменел в своём горе. Сам превратился в гранитный мавзолей,
похоронив своё горе в собственных недрах. Да и с ней давал слабину
недолго. Как только стало понятно, что ночные кошмары её просто
сожрут живьём, принялся тормошить жену, стараясь почаще попадаться
на глаза.
Тате было стыдно наваливать на него ещё и это. Она очень
старалась – свершить большего просто не по силам. Но проклятые ночи
превратились в пытку, конца-края которой не видать. Медики с
психологами тоже старались, но дело с мёртвой точки сдвинуться не
желало.
Голова Таты целенаправленно и беспощадно уничтожала их общую
жизнь. Будто реально посчитала, что двадцать пять – это уже, что
называется, пожила. Пора и на покой. Чего тянуть? Пару раз Тата
поймала себя на смутном желании шагнуть в то же окно. Что-то такое
подленькое зашебуршило в отмершей части души, куда она старалась не
заглядывать. Принялось нашёптывать: дескать, давай, и уже никогда
не будет больно.
Однако с ней такие номера не проходят. Никто и ничто не заставит
её окончательно убить маму с отцом – они и без того потеряли внука.
А Игорь? С ним что будет? Время вылечит? Это само собой. Но какие
муки он примет, пока переживёт это время? День за днём. Час за
часом.
– Ну вот, – удовлетворённо фыркнул муж, вытирая её лицо влажным
полотенцем.
Хотя… Откуда в постели полотенце – наконец-то, нормально
зафункционировал придирчивый женский мозг. Тата скосила глаза: так
и есть, стакан на тумбочке пуст. А под ней расплывается второе
болото.
– Иго, – хлюпнув напоследок носом, принялась она качать права,
дабы продемонстрировать финал истерики. – Почему ты спасаешь меня
моей простынёй? Опять спать на мокром?
– Я что, – выгнул он бровь, – должен и тебя спасать, и ещё
расплачиваться за это? Я уже лет тридцать не спал в лужах. Ладно, –
смилостивился он.
