Пролог
Глаза у посыльного были что надо:
вытаращенные да виноватые. Он мялся в дверях, хотя здесь в
Черногорье народ испокон не кичился своим положением: что
господством, что богатством. Шибко гордые умирали здесь быстро,
страшно и в полном одиночестве. Народу, у которого почитай каждый
день мог стать последним, сняться с места да уйти к хозяину попроще
да подобрей – неча делать. В последние годы здесь не копили горы
добра – завтра могло не наступить, дети так и не народиться. До
внуков должны были умудриться дожить сразу оба поколения. Правнуки
же считались удачей нерядовой. А рождённые на твоих глазах общим
праздником.
Потому-то барр из Чесла – хозяин и
господин множества земель вокруг – насторожился. У них-то сейчас
всё спокойно. За последние десять лет в Чесла набежало столько
народа, что кабаны предпочитают охотиться в более доступных местах.
В полу обезлюдевшие деревни врываться и проще, и безопасней.
Частоколы в них поправляют редко, а мужчины умирают часто. Не то,
что в Чесла, где и работников, и воинов пока хватает.
Хотя кабаны, конечно, борзеют из
года в год всё больше. Разорённых барратов по округе пруд пруди.
Да, собственно, крепких-то всего три и осталось. На их земле люди
могут передвигаться более-менее свободно от одной сторожевой башни
– или подземной схоронки – до другой. Редко кто не успевает
скрыться в их каменных чревах, вскрывать которые кабаны так и не
научились.
– Чего сказать-то хотел, робкий ты
наш? – весело подначил гостя Юрат, перекинул ногу через лавку и
упёрся руками в колени: – Чего с рожей-то? Жрут кого? Так мы не
поспеем. Толку-то с нашего налёта.
– Из крепости он, – подсказал
мальчишка, что притащил посыльного.
И скрылся за дверью, ибо мелкоте в
покоях дружины отираться невместно.
– Из крепости? – подивился Юратка и
взмахом руки пригласил гостя за стол: – А ну, подойди! Расскажи,
как до нас добежал?
– И на кой ляд? – пробурчал Чедом,
погружая лицо в широкую чашу с пивом.
Посыльный при виде такой редкости
громко сглотнул. Робко притулился на краю длинной скамьи. Ватага
барра Радгара из Чесла только-только вернулась после очередной
стычки с кабанами. Твари попытали счастья в дальней деревне барра,
а тот этакой наглости никому не спускал. Ватажники скоренько набили
животы и завалились на боковую. Лишь сам барр да четвёрка его
ближников всё ещё торчала за столом.
Парень снова сглотнул – тут же перед
ним ударила донышком о стол полная кружка пива. Глаза не поверили,
но душа потянулась – он, как мог, чинно взялся обеими руками за
толстенную ручку. Вежливо приподнял кружку в сторону пристально
наблюдавшего за ним барра. Чуть не со стоном присосался к
сказочному напитку. Пиво нынче варили только в таких благословенных
местах, как Чесла.
Радгар терпеливо дождался, когда
гость закончит. Убедился, что тот не помер от счастья и
потребовал:
– Говори.
Парень подскочил, как ужаленный.
Высокого, крепкого, как дуб, барра с повадками зверя и звериной же
силой боялось всё Черногорье. Не из-за рожи, разодранной нечистью
ещё по юности. Хотя под густой гривой волос, да при таких грозных,
пронзительных глазах от её вида и помереть недолго. Особо по ночной
поре или от внезапности встречи. Нет, барра Чесла боялись за то,
что его боялась даже нечисть. Ну, уж опасалась точно.
На что уж гарпии – твари наглые да в
безмозглости своей шибко отважные, но и те зареклись наведываться в
его земли. Ибо он их даже не самострелами бил, а сжигал заживо. Бил
просмолёнными стрелами из громадных луков, с какими не каждый и
справится. А у него таких стрелков было аж два полных десятка. И
ещё два раза по столько пацанов сызмальства приучались к лучному
бою. К тому, при котором гарпию подпускали близко-близко и штанов
не марали. А потому и не каждый был пригоден для такой забавы.
