***
Марина не любила самолёты. Не любила шум в ушах, вибрацию в груди, мелкий пакостный страх и запахи людей, которые научились топить страх в рюмочке коньяка и прочей алкогольной жидкости. Не любила детей, которые сами того не понимают и свой страх прикрывают капризностью и плаксивостью. Не любила их родителей, которые не знали, как успокоить капризы. Не любила себя, потому что не могла помочь и тем более справиться с собой.
Из динамика приятный женский голос объявил начало посадки на рейс Москва–Симферополь.
И тут же позвонил Константин.
– Марина, ну ты где? Уже посадку объявили.
– Не опоздаем – пробухтела она в трубку и уставилась в зеркало.
В зеркале отражалась женщина симпатичная, но с серой тенью сомнения.
Когда-то совсем недавно в этих глазах горела радость и любовь, сейчас искры гасли. Московская бледнота лица требовала десяток отпусков на солнечных курортах. И чтоб без перерыва. Размечталась, тут бы один хорошо и качественно провести. Это кстати у неё первый отдых без мужа. По этому поводу и сомнения. А правильно ли она делает. Константин ведь на шесть лет младше.
– Не на десять ведь – сама себе возразила Марина.
– Что? – спросила женщина, выходящая из кабинки.
– Я не вам.
Женщина пожала плечами и, уходя, покосилась. Можно подумать никогда сама с собой вслух не разговаривала.
Марина подкрасила губы морковным блеском, оценивающе осмотрела и сделала вывод: цвет эффектно смотрелся в контрасте с оливковым подтоном кожи. Да, срочно на курорт. Без сомнений. Если уже кожа лица напоминает неспелую оливку. А к ней подходит только морковь, которую Марина терпеть не могла. Ни есть, ни любоваться.
На курорт и с головой в роман. Любовный роман. Хорошо, что есть с кем, и не важно, что он моложе на шесть лет, да хоть на шестнадцать. Она имеет право на счастье и румянец на щеках.
В самолёте царила суета. Эта ручная кладь, которую так сложно примостить и с которой все постоянно носятся, никак не могла умоститься на полочку в салоне, люди, пихая её, нервничали и возмущались.
Как будто нельзя сдать в багажное отделение. Чего пихать «невпихуемое» на полочку над головами. Костя кстати уже справился и проявил надежду:
– Может нам повезёт и мы будем сидеть вместе.
– Не повезёт – скептично ответила она, посматривая на девочку лет пяти. Она уже устроила истерику, повышая обороты. Матери по близости не было, а глава семейства сразу стал воевать с детёнышами, их, кстати, было четверо. Многодетный папаша сделал непростительную ошибку: собирался сесть между сыновьями и дочерью, но сестра на правах младшей в семье устроила истерику, от которой страус бы спрятал голову в песок, хоть по жизни такой ерундой не занимается.
Марина тоже мечтала куда-то спрятаться, вот только не было такого места в самолёте. Жаль.
Это её фобия лететь рядом с детьми и пьяными мужиками. По закону подлости, сегодня они проявятся обе. Стюардесса с явными признаками вредности усадила Костю на соседнем ряду наискосок от Марины. И как он не уговаривал посадить их вместе, она не соглашалась. О заговоре сотрудников воздушных судов давно ходят слухи. И ничего криминального в этом нет, всего лишь коммерция. И нечего было экономить и не забронировать места заранее, проплатив соседние кресла.
Кресло возле иллюминатора пока оставалось пустым, но Марина села возле прохода. Рядом с ней сидел пузатый мужчина, недовольно сложивший на выпирающей части тела руки. По его лицу было понятно, что ему всё надоело и он мечтает отсюда выйти, может даже во время полёта.
Она уставилась в окно и без всякого интереса, зато с привкусом кислой зависти, смотрела, как соседний самолёт двинулся к взлётной полосе. Везёт им, уже расселись, угомонились, а здесь ещё неразбериха. В подтверждение её мыслей мальчишка лет восьми полез к креслу у окна. Лез естественно по коленям соседей. Между пузом мужчины и спинкой кресла застрял. Мужчина приглушённо ворчал, но подвинуться не мог, втянуть огромный живот не получалось, поэтому откинул спинку кресла и улёгся, придавив соседа сзади. Оттуда послышались недовольные вопли. И только пацан карабкался к цели, как самурай, не различая путь. По салону прошла волна возмущения. Из-за спинки выглянул папаша. Пришлось уступить, тем более многодетный папаша так смотрел, так смотрел, во взгляде читались немая просьба вперемешку с хронической усталостью. Марина почему-то представила мамашу шумной оравы. Воображение нарисовало бледную замученную женщину, с коричневыми кругами под глазами, с признаками недосыпа на лице, нервным тиком глаза и стаканом валерьянки в трясущихся руках. Марина невольно поискала её взглядом, хотела убедиться в правоте своего воображения. Странно, не нашла женщину подходящую на роль жены мужчины, у которого в глазах коктейль страха, усталости, просьбы, извинения и бог знает чего ещё.
