Ангелина
- Ненавижу!!!! Нена-а-авижу-у-у! –
из последних сил тужилась я, умирая от разрывающей тело боли.
- Ничего-ничего, деточка. Немного
уже осталось. Так все говорят, а потом всё забывается, и снова
приходят. За вторым, третьим, четвертым…
- Да ни за что! Ни за-а-а что! Ни к
одному мужику больше не подойду! Ненавижу их! Ненавижу его!
Ненавижу-у! – казалось, когда я кричу, особенно, когда кричу именно
это, конкретное слово, мне легче, не так сжимается внизу живота
пружина сильнейшей боли или, во всяком случае, откуда-то берутся
силы ее терпеть! И я очень старалась, прямо-таки по буквам его
выплевывала. – Не-на-ви-жу-у-у!
- Во-от, - ласково проговорила
пожилая очень упитанная женщина-акушерка, копошась у меня между
широко расставленных ног. – Молодец! Правильно! Толкай его! Тужься
сильнее, но по моей команде!
Краем глаз я, конечно, замечала, как
готовится принимать ребенка девушка-неонатолог, а врач-акушер
возится с какими-то страшными железными штуками возле специального
маленького столика, расположенного по правую сторону от родильного
кресла. Раз они все в сборе, ЭТО скоро закончится! Скорее бы!
- Как тебя?
- Что?
- Зовут тебя как? – спросила
женщина, ласково погладив затянутой в синюю перчатку ладонью мою
голую коленку.
- Ангелина.
- Давай, Линочка, на счет три,
толкаешь его изо всех сил. Раз! Два! Три!
На счет три у меня потемнело в
глазах, заложило уши и, кажется, внутри тела произошел атомный
взрыв. Во всяком случае, боль была примерно в таких масштабах.
Зажмурившись, я сосредоточилась на том, чтобы толкать, как учила
медсестра, напряглась изо всех сил и… Услышала тоненький писк.
И стало, на самом деле, легче! Да,
еще болело все тело, да, еще судорожно сжимался от боли низ живота,
да, дрожали руки, цепляющиеся за кресло, но организм уже
почувствовал нереальное облегчение, какое бывает, когда
заканчивается что-то страшное, что-то пугающее, когда все уже
позади…
- Девочка у вас, - радостно
проговорила неонатолог. – Хорошенькая, здоровенькая, 9 из 10 по
Апгар. Подержите, мамочка?
…Тепленькая. Маленькая. Красненькая.
Носик-пуговичка. Пушок темненький на голове. Такого же оттенка, как
его волосы… Как волосы того, кто никогда не узнает, что только что,
вот сейчас, в эту минуту, стал отцом.
- Ну, что же вы плачете, мамочка?
Так ругались замечательно, а теперь плачете? Всё же хорошо! Все
просто замечательно! Давайте попробуем к груди ее приложить на
минуточку. Просто чтобы почувствовала ваша малышка, что мама рядом.
А потом я ее ненадолго заберу на осмотр и в палату к вам через
часок доставлю уже чистенькую и одетую.
Полгода спустя.
Богдан
- Напоминаю, господа… и дамам
напоминаю особенно, что съемки начинаются уже в понедельник! В
понедельник, Вероника… Сергеевна! Не в четверг, не в пятницу и даже
не во вторник! В понедельник жду вас во втором павильоне и начнем
прямо вот с первой сцены!
- Вы ж обещали, что мы будем
сниматься в старинном замке! Что мы три месяца там жить будем! –
заныла Вероника, бросая на меня яростные взгляды.
Да, она, конечно, хотела сразу в
замок! Но ведь за него платить нужно – аренда там, перевозка
реквизита, аппаратуры, еда опять же! А мне сэкономить нужно было
позарез! Та-а-ак, я ж перекличку сделать забыл! Все собрались или
опять кто-то решил проигнорить приказа режиссера!
- Ну-ка, Семенова, проверь по
списку, все ли пришли сегодня. А вы, господа… и дамы, особенно
дамы, не спешите расходиться – Семенова готовит списки для аванса.
Кому аванс нужен в понедельник, не уходим, не отметившись!
- Арзамасов! – начала Семенова.
- Совсем, да, Семенова? – недовольно
отозвался наш великий актер, светило больших и малых,
Станиславский… отдыхает, когда Арзамасов на сцене! – Не заметила
меня, что ли?
