Развод, Новый год и прочие неприятности

- Ходит слух, - в лифте шепчутся две молоденькие секретутки с ногами от ушей и с одинаково блондинистыми волосами. - Что Шахов - настоящий жеребец в постели.

-Говорят, - хихикает вторая, понижая голос. - У него в штанах - анаконда, не меньше.

Едва сдерживаю тяжелый вздох и желание закатить глаза в потолок.

Ох, уж этот Шахов!

О нём до сих пор слагают легенды!

Брат моего мужа Герман Шахов моложе Игната всего на три года. Но ведь тоже уже далеко не пацан, а всё туда же! Как был кобелиной, так им и помрет! Не зря говорят, что горбатого могила исправит.

Девицы, нисколько не стесняясь ни меня, ни еще одной дамы бальзаковского возраста, недовольно поглядывающей в их сторону, продолжают.

- Вчера меня в переговорной к двери прижал, - говорит та, что помиловиднее. Якобы стесняясь, опускает в пол лифта глаза, нервно взмахивая опахалами чёрных ресниц. А сама стреляет глазками в свою подругу, проверяя, насколько сильно та ей завидует.

- Да ладно! - восхищенно и, действительно, с завистью ахает вторая. - И? Дальше-то что было?

Ох, Герман-Герман, позорище...

- А дальше ваш этаж, слава всем богам! - комментирует дама в унисон с открывающимися дверями лифта.

Девицы, переглянувшись и прыснув со смеху, едва переставляя ноги в своих высоченных шпильках, выпрыгивают из лифта.

- Ох, девки-девки, ни стыда, ни совести! И не смотрят на то, что у мужика - семья, ребенок, жена.

- Да какая у Германа Шахова семья! - отмахиваюсь я со смехом. - Пять раз женился, а всё равно один.

- У Германа? - озадаченно переспрашивает дама, пораженно глядя на меня. - Я думала, они про Игната болтают.

Не могу удержаться от смеха. Ой, ну, глупости какие!

Мой Игнат не такой! Мой Игнат никогда ни с кем! Он - семьянин и вообще, красавчик!

Ловлю ее неожиданно сочувствующий взгляд в зеркальной стене лифта.

-А вы, случайно, не жена Игната Викторовича? - немного испуганно.

-Совсем не случайно жена. Уже двадцать лет, как жена.

-Ой, Дана... простите, запамятовала ваше отчество. Даночка, простите мой длинный язык! Мне так неудобно!

Двери лифта открываются. Ей, видимо, здесь выходить. Мне на следующем. Но она всё ещё извиняюще гладит рукав моей шубки.

-Я вообще никогда не обсуждаю руководство, просто так получилось, что...

-Девушка! Посторонитесь! - говорит ей, шагая в лифт никто иной, как сам Герман, брат моего мужа, притча во языцех в этом здании.

Отшатнувшись от него, как от чумного, "девушка" лет этак пятидесяти, с прытью горной козы выбегает из лифта.

-Данка! Какими судьбами! Любовь моя! - брат мужа со своими вечными прибаутками сгребает в медвежьи объятья. - Свет моего сердца! Звезда моя! Как я рад тебя видеть! Так, прежде чем бежать к своему благоверному, зайди ко мне на минутку. Мне партнёры подарили такой кофе! Закачаешься! Накатим с тобой. С коньячком, а?

-Герман, - осторожно отталкиваюсь от него обеими руками. - Я на минуточку только. Была поблизости, а Игнат права забыл дома. Решила занести. Мало ли...

Двери лифта открываются. По-хозяйски, на правах, видимо, близкого родственника Герман сграбастывает мою руку и крепко сжав пальцы, помогает выйти из лифта.

Бросает томные взгляды из-под ресниц. Улыбается. Под модной щетиной улыбка обозначает ямочки. Ох, хитрый обворожительный лис! Понятно, почему млеют секретарши! Кобель, кобелище прямо... И не скажешь, что ему сорок пять.

И ведь вот человек - ему пофиг, кто рядом, молодая - молодую будет соблазнять изо всех сил, а если старуха - и ею не побрезгует. Даже со мной и то заигрывает, несмотря на давнее родство.

Пытаюсь отобрать руку, не выпускает. Так и тянет за собой, как на привязи.

-Герман! Отпусти!

-А что так? Боишься, что благоверный увидит и приревнует?

Приревнует? Смешно, да.