Родная приемная встречала мое
появление ором, доносящимся из-за плотно прикрытой двери, ведущей в
кабинет шефа. Обычно сдержанный, иногда Калоев все же давал волю
темпераменту, и тогда… Тогда от его низкого раскатистого, будто
гром в горах, рыка, казалось, ежились даже сваи в основании
небоскреба, в котором и располагался наш офис. А я, привыкнув к
Калоеву за столько лет, и бровью не вела.
Сегодня же все было по-другому. И
голос совсем не тот – истеричный, надрывный, пропитанный ядреной
злобой. Я как раз раздумывала, что мне делать, когда дверь в
кабинет открылась, выпуская в приемную…
– Римма Темуровна, – оживилась я, с
трудом узнав в выскочившей мне навстречу женщине жену шефа. –
Здравствуй. А ты…
Закончить мысль не получилось –
смерив меня ненавидящим взглядом, Римма вихрем пронеслась мимо и,
проклиная на все лады то ли меня, то ли мужа – сходу было не
разобрать, выскочила из приемной. Это поведение настолько не
вязалось с трепетной, улыбчивой женщиной, которую я достаточно
хорошо знала, что у меня нелепо открылся рот. Так я и стояла, тупо
глядя ей вслед, пока в кабинете снова не стало тихо.
Это что еще, блин, за на хрен?
Что тут происходило, м-м-м? Я же
отлучилась буквально… Взгляд машинально опустился на свеженький
маникюр. Сколько времени он мог занять? Час? Час двадцать? Да,
рабочего времени. И что? Благодаря шефу я, считай, жила в офисе. А
значит, имела полное право заниматься личными делами в рабочее
время. Ну не могла я себе позволить пойти на корпоратив кое-как! Да
и в целом не пристало ухоженной женщине ходить с облупившимся
лаком. Даже если эта самая женщина сделала карьеру в совсем не
женственном виде спорта и после травмы осела в приемной федерации
бокса.
Ой, ладно! Дальше-то что? Заглянуть
к шефу и узнать, что случилось? Задумавшись, я подпрыгнула на месте
от резкого звука, вновь сотрясшего кабинет, и, уже ни секунды не
теряя впустую, побежала на звон битого стекла.
– Да что случилось-то?! Эльбрус
Таймуразыч, вы что?! – зачарованно уставилась на текущую по руке
Калоева кровь. Отмерев, метнулась к прилегающему к кабинету
санузлу, достала аптечку и вернулась обратно, падая у ног шефа. –
Дай! – подняла глаза и невольно отшатнулась под его абсолютно…
совершенно невменяемым взглядом. Эльбрус же, будто мало мне было
стресса, еще и за руку меня схватил. Да так сильно сжал пальцы, что
стало реально больно. – Эй! Придите в себя, ну?! – возмутилась
я.
Слава богу, на эту просьбу Калоев
откликнулся практически сразу. Из глаз ушла муть. Обострившиеся
черты лица разгладились. И оно стало чуть меньше походить на
посмертную маску, хотя до нормального состояния ему, конечно, было
еще далеко.
– Дай я обработаю.
Эльбрус медленно опустил веки, пряча
от меня глаза, и послушно протянул мне свою лапищу. Здоровенную,
как и все в нем, покрытую с тыльной стороны короткими темными
волосками. В свете ламп на его пальце блеснуло обручальное кольцо.
Знаю, что в том году они с Риммой отпраздновали фарфоровую свадьбу.
То есть двадцать лет. Учитывая, что Эльбрусу сейчас сорок, путем
нехитрых вычислений можно понять, что женился он совсем рано.
Впрочем, это довольно распространённая история – как среди
спортсменов, так и в культуре его народа. Той же Римме к моменту
свадьбы едва исполнилось семнадцать.
– А без членовредительства было не
обойтись?
– Дай я сам, – просипел Эльбрус.
– Неудобно будет одной рукой.
Сидите!
За несколько лет совместной работы
мы пришли к тому, что наедине общались на ты, потому что как-то
глупо выкать человеку, профессиональная жизнь и повседневный быт
которого во многом завязаны на тебе. Но в ситуациях вроде этой я
возвращалась к официозу, как будто обозначенные тем самым границы
могли добавить моим словам веса.
