Наверное, у каждого упахавшегося до
бессознанки гения рано или поздно незаметно начинает подтекать
крыша. Взять того же Илона Маска. Утром парень запускает в космос
космические корабли, а вечером строчит антисемитские посты.
Мне до Илона, конечно же, далеко. Да
и не трогала я евреев. Просто в конце очередного бесконечного
совещания на шутливый вопрос помощницы «Чего еще изволите?»
брякнула:
– Мужика с хорошим членом.
Сантиметров чтоб двадцать. – А потом еще линейку взяла со стола,
покрутила в руках, мысленно прикидывая пропорции, и задумчиво
протянула: – Ну, или двадцать два.
А уж потом, да, опомнилась. Не
совсем же я е-бо-бо.
Выматерившись про себя, обвела
взглядом вытянувшиеся лица мужиков (так уж повелось, что толковых
женщин в нашей профессии отродясь не водилось, простите меня,
феминистки) и тут же, будто так и было задумано, резко выбросила
вперед указательный палец:
– Проверка связи, ребят. А вы что
подумали? Сидите тут, Юрий Иваныч, вон, вообще уснул. Мы еще
собираемся конкурировать с Боингом, или уже всё? – круто выгнула
бровь.
Наезд был одновременно и оправдан, и
нет. Средний возраст членов моего КБ перевалил хорошо за пятьдесят.
И это при том, что мои тридцать пять вносили в статистику приятное
разнообразие. Вниз же нас с неистовой силой тянули девяносто два
годка академика Красицкого. Гляжу в его выпученные глаза, и такое
чувство вины накатывает! Никак, доконала я своими откровениями
бедолагу? Если так – дело плохо. Я, конечно, прикидывала, как от
него избавиться, но в сторону настолько радикальных способов мыслей
не прилагала.
– Тань, налей-ка Юрию Иванычу
воды.
Не знаю, какого размера у нашего
светила член, но что он в последний раз пользовался им еще в
прошлом веке – готова поспорить. И если этот факт к делу никак не
относится, то сонливость академика с каждым разом все сильней меня
напрягает. Сто пудов, ведь он прослушал добрую половину дискуссии,
ну и тогда какой, блин, в ней смысл? А главное, что мне с этой
бедой делать? Мозги у деда грандиозные. А вот силы уже не те.
Нет, я что, прямо так и сказала?
Двадцать сантиметров? Интересно, а дискриминация по размеру
полового члена лучше или хуже антисемитизма?
Пряча от подчиненных горящие щеки,
поворачиваюсь корпусом к столику, вокруг которого, исполняя мое
поручение, суетится Танюша. Попутно, будто это не я только что
вещала на аудиторию в дюжину человек о своей горячей любви к
двадцатисантиметровым членам, невинно скольжу взглядом по
выкрашенным серой краской стенам. Когда люди узнают, сколько денег
правительство ежегодно выделяет под мои разработки, так воображают,
будто мой офис находится в одной из сверкающих башен Сити.
Роскошные виды, дубовый паркет, стены сплошь в оригиналах от
подзабытых последователей кубизма, ну или что там им еще
представляется? На деле же мы сидим еще в совдеповском КБ у черта
на рогах, и ничего ценного, кроме лежащих на столе чертежей, в
нашем офисе нет и в помине. Правда, с красотой этих самых чертежей
тоже вряд ли что-то может сравниться.
Даже двадцатидвухсантиметровый
член.
Как бы я ни хотела такой увидеть.
Или даже потрогать. А еще лучше, чего уж стесняться, ощутить
глубоко в себе. Должна же я когда-то признать, что бывший муж
слишком высоко задрал планку? И может, как раз поэтому я оказалась
потеряна для мужчин? Ну, где ты найдешь хоть что-то похожее? Как
человек, свято верящий в безусловную пользу эксперимента, замечу –
шансов на то, что понравившийся экземпляр не разочарует, когда дело
дойдет до главного – практически нет. Ну, или же моим экспериментам
сопутствовало фатальное, ничем не оправданное невезение. Потому как
к выбору кандидатов я подходила самым ответственным образом. Вы
хотя бы представляете, как много способов определить, что за
сюрприз скрывается у мужчины в штанах? Нет? Вот вам далеко не
исчерпывающий перечень: по ноге, по руке, по расстоянию между
большим и указательным пальцами, и даже по носу!
