Свет в кабинете включается
одновременно с тихим щелчком взведенного курка. Этот звук Герман ни
с чем не спутает – столько раз он его слышал. Да и не исключал
Глухов покушения. Не зря же вокруг него столько охраны вертится.
Странно только, что и она недоглядела. Кажется, ребята все делали
по уму. Герман каждый их шаг отмечал и анализировал, хотя вроде
давным-давно делегировал вопросы собственной безопасности. Тем
нелепее, что все именно так закончилось. Он бы еще пободался. Тут
же в мгновение все просчитав, Глухов как-то сразу понял, что попал
по полной: он безоружный, киллер, судя по звуку, где-то в глубине
комнаты. Броситься на него с голыми руками, конечно, можно, да
только выстрелить он, один черт, успеет. С такого расстояния
хороший спец даже в движении не промажет, а плохой в его кабинет не
попал бы.
Так почему же тогда он медлит? Когда
за дверью все отчетливей слышны голоса…
– Бум. Убит, – раздается вдруг…
женский голос. И вроде ничего нового в этом нет. Кому как не
Герману знать, что среди конченых отморозков порой и бабы
встречаются. Но все равно это каждый раз удивляет. И почему-то
сейчас особенно. Может, потому что Герман приблизительно понимает,
какой подготовки от бойца требует такая вот операция. Он даже
уважением проникается. К ней… Той, кто хочет его убить.
Голоса за дверью приближаются, а
она, кем бы ни была, ничего больше не говорит. И не делает. Секунды
растягиваются как густой таежный мед. Волосы на загривке Германа
приподнимаются, пульс долбит, адреналин стремительно мчит по венам.
Секунда, две… В голове знакомые мысли бродят. Ведь когда ходишь
краем, нет-нет да и догоняет вопрос, а как ты сам уйдешь, когда
придет время? С достоинством примешь смерть или сломаешься. Герман
на своем веку повидал всякое. И теперь, замкнутый со своей смертью
в одной комнате, он довольно отстраненно замечает, что держится, в
общем-то, хорошо. Даже несмотря на то, что неторопливость киллера
его страшно бесит. Чего он ждет, то есть она… То есть…
Чертыхнувшись под нос, Глухов медленно поднимает руки над головой и
оборачивается, раздираемый любопытством.
Она сидит за его столом. Не особенно
высокая. В темной неброской форме, похожей на форму штурмовика. И
черной же шапочке. Руки свободно покоятся на крышке стола. Пистолет
лежит рядом. Он был бы дураком, если бы этим не воспользовался.
В два прыжка равняется со столом.
Подсечка. Удар, блок. Захват… Красивый выход. Двигается девка –
просто загляденье. Он испытывает настоящий визуальный экстаз. И в
какой-то момент даже похер становится, что она вообще-то по его
душу явилась. Глухов, кажется, даже школу ее узнает, но этого быть
не может. И потому снова удар, блок, выход. Как танец. В котором
они, выкладываясь на все сто, потеют. Да и дыхание сбивается по
чуть-чуть. У него быстрей, у него возраст. А девке сколько?
Двадцать хоть есть? Когда ее завербовали? На что, гады, давили? И
сколько ей было лет, чтобы успеть вот так натаскаться?
Столько вопросов. И ни одного
ответа.
Герман бьет с эффектного разворота.
Чертов костюм за пару штук баксов трещит по швам. Кто ж знал, что
ему, как ребятам из охраны, надо брать на пару размеров больше,
чтобы при случае удобней было махать конечностями? Девке в этом
плане сподручней. Ее костюм вообще не сковывает движений. «Ну да,
давай, Гера, оправдывай себя, старый хер. Да ты просто разжирел и
расслабился. Поэтому и только поэтому все никак ее не уложишь. Нет,
ну какая…» – проносится в голове у Глухова.
Он проводит очередной прием. Даже
вскользь задевает противника. С головы которого слетает шапка.
Заплетенные в косу волосы белые-белые. Как у альбиноски. А ресницы
и брови на пару тонов темней, что создает довольно странный
контраст.
