Армейская история. Рассказ.
(Посвящается сослуживцам из ЦСБУ, космодром Плесецк)
– Ваха! Ваха! Чего ты, проснись! – послышалось мне сквозь темноту. Я находился во власти крепкого солдатского сна и не сразу понял, что меня кто-то окликает. Нехотя посмотрел я вокруг себя одними глазами. Сознание не сразу подсказало мне, где я нахожусь. Вокруг была темень, лишь поодаль, возле тумбочки дневального, мерцало тусклое дежурное освещение. Наконец, до меня дошло, что нахожусь в солдатской казарме, а на дворе 1975 год…
– Ваха, ты чего бубнишь? Здоров ли ты? – склонился надо мной смешливый парнишка, сосед по солдатским койкам Колька Шафранский.
– Кто бубнит? Я? А что я говорил? – спросил я.
– Откуда я знаю! Бормочешь что-то на своем чеченском. Все ли ладно с тобой? – поинтересовался Коля и, увидев, что я в порядке, тут же опустил голову на подушку.
Прошло лишь какое-то мгновение, и Колька сначала засопел, а затем и захрапел тихо, по-детски мелодично. Я что-то буркнул недовольно в темноту и сам тут же следом заснул.
– Центр! Подъем! – прозвучала команда дежурного по центру.
Мне показалось, что не прошло и секунды, как я закрыл глаза, но казарму уже освещали через широкие окна скупые лучи заполярного архангельского солнца, и вся рота спешно одевалась. Чтобы одеться и занять свое место в строю у меня было в запасе 45 секунд, но на втором году службы для меня эта задача была пустяшной.
После утреннего построения далее следовала трехкилометровая пробежка, которая выбивала из нас последние остатки сна и лени.
На завтраке, за столом на десять человек, Коля Шафранский сидел напротив меня.
– Ты чего ночью меня доставал? – спросил я у парня.
– Ну, ты, Ваха, даешь, – улыбнулся Колька, затем отломил кусочек черного ароматного хлеба и отправил себе в рот.
– Чего я даю?– не понял я, продолжая, есть ускоренными темпами, так как время на завтрак тоже было для солдата нормированным.
– Ты меня разбудил… Я думал с тобой что-то неладное. Прислушался…Ничего не пойму… «Бу-бу-бу». Спросонья не разобрал… Затем понял, что это ты на своем чего-то бормочешь.
– Видать, что-то приснилось… Спасибо, друг, за заботу, – поблагодарил я парня.
После завтрака на построении майор Кобылецкий, замполит центра (так называлась наша рота связистов), объявил, что на узел связи при штабе нужно отправить «Смену» телеграфистов, так как следовало сменить дежуривших вторую неделю наших товарищей и отправить тех в центр для отдыха.
Невелика была задача, если на автомашине. До штаба было всего-то километров 15 по хорошей бетонной дороге. Надо сказать, в Заполярном круге дороги бетонируют, говорят, что асфальт не выдерживает сильных морозов. Дорога пролегала меж девственных архангельских лесов, летние ароматы и чистейший лесной воздух очаровывали наши юные сердца, несмотря на агрессивность приставучих, могучих комаров. Приедалась однообразная жизнь в части, а тут и на машине прокатишься, и обстановку хоть как-то поменяешь. А ехать в штаб как раз и следовало мне с сослуживцами-телеграфистами. Майор Кобылецкий словно делал одолжение нам всем, а заодно и всей нашей великой державе СССР, пропел наши фамилии: Моздаков, Игонен, Иовенко, Шафранский, – и мою не запамятовал, говоря на местном диалекте, хоть и пришлось ему приложить некоторое усилие. Мы с ребятами отправились готовиться к поездке в штаб, сразу же после команды «Разойдись!». Да, только что там готовиться, взял зубную щетку, пасту да мыло. Мы быстро вышли во двор и устроились в беседке-курилке, в ожидании команды: «К машине!». Ребята курили, пытаясь в шутку и меня заразить этой зловредной привычкой.
– Ваха, ты затянись разочек и поймешь, сколько ты потерял в этой жизни,– играл сигаретой своими тоненькими девичьими пальчиками худощавый с тонкими чертами лица Мишка Игонен, коренной советский финн.
