Боец разведроты Ильясов… Рассказ-быль.
В солдатской столовой, рассчитанной на несколько сот человек, за рядами длинных столов сидели аккурат по десять молодых солдат и, как говорится, по-солдатски, ускоренным темпом заканчивали ужин. Резво дохлебав свой чай с куском белого хлеба с намазанным на него сливочным маслом, старшина роты энергично вскочил, давясь, проглотил последний кусок и, делая над собой неподдельное усилие, деланно хрипло проорал:
– Рота-а! Закончить ужин! Встать! Вы-ыходи строиться!
С глухим шумом «кирзачей», толкаясь, солдаты потянулись к выходу. В нескольких шагах от входных дверей на улице солдаты начали собираться в строй. Каждый из них машинально находил свое место в строю, словно давно объезженные лошади в стойле. Лишь один коренастый среднего роста солдат не собирался находить в этом строю для себя места. С ловкостью бывалого охотника он проскользнул за рядок берез, рассаженных перед помещением столовой для эстетики. Зайдя за угол помещения столовой, солдат засунул руки в карманы и неторопливо направился окольным путем в расположение своей роты.
За безлюдными хозпостройками солдат вдруг остановился, услышав за спиной догоняющий его грубый топот нескольких пар солдатских «кирзачей». Вслед за этим послышались и окрики:
– Слышь, Аюб!
– Стой, чурка нерусская!
Аюб заметил троих солдат, бегущих за ним, и сразу же узнал в этой группе солдата, с которым у него накануне произошла ссора. Аюб приготовился к схватке, выбрал удобную позицию, спину прикрывал угол строения.
– Вот чушкарье! – насупил брови Аюб.
– Ну что, чечен, попался! – ухмыляясь, подбежал первым солдат с раскосыми глазами.
Первым подбежал, первым и получил…
На вечернем разводе перед строем капитаном Ланкевичем был подведен итог очередного «преступления» рядового Имазаева: «За порочащий и позорящий лицо советского солдата проступок рядовому Имазаеву Аюбу объявить семь суток ареста, с заключением под стражу немедленно!»
Однако посадить его не посадили, в этом случае рота не имела шансов рассчитывать на отличные итоги года, а это капитану подсекало карьеру.
«Итак, прошел год службы, осталось совсем немного – всего лишь еще один год» – шутя, рассуждал про себя солдат срочной службы ВВС Советской Армии Аюб Имазаев. Он неторопливым шагом направлялся по бетонному тротуару к беседке, называемой солдатами «курилкой». Рядом с двухэтажной солдатской казармой, посреди стройных березок стояла массивная, но аккуратно сложенная из резных досок беседка. Беседка эта, надо сказать, порядком поднадоела солдатам, они бы с превеликим удовольствием разбрелись в разные углы расположения части, полежали бы на травке, благо, ласковое украинское солнце малость припекало. Но в редкие минуты отдыха всем солдатам положено было курить лишь в строго отведенном месте – «курилке». У Аюба была особая неприязнь к этому месту сборища матерщины, похабных анекдотов и всяких гадостных сплетен по поводу и без. Особое отвращение вызывало крепко скроенного молодого человека появление своего «недруга», молодого выскочку капитана Ланкевича. Тот не упускал возможности придраться к рядовому солдату-кавказцу. Должно быть, кто-то из кавказцев крепко насолил ему, если он так люто недолюбливал их всех без исключения. «Курилка» хоть и была рассчитана на солдатский и сержантский состав, капитан любил сюда захаживать, и в эти минуты рядовой состав вынужден был «курить по стойке смирно», как любили говаривать солдаты. Аюбу и вовсе приходилось мобилизовать все свое терпение, чтобы не сорваться и не нагрубить зарвавшемуся капитану.
– Мой батько рассказывал, – начал он и на этот раз, смешивая украинский с русским, когда Аюб бросив «Разрешите войти, товарищ капитан!» скромно встал с края и закурил сигарету с фильтром.
