…«Только “Дон” и “Магдалина”, быстроходные суда, только “Дон” и “Магдалина” ходят по морю туда».
Все чаще приходят на ум стишки, которые он повторял то и дело.
Однажды в ветреный мартовский день раздался телефонный звонок.
Я снял трубку. Кому это я понадобился?
– Азанчевский. Не потревожил?
– Все в порядке. Слушаю вас.
– Отлично. Могли бы мы повидаться?
…Однако, прежде чем я продолжу, надо сказать о нем несколько слов.
Он был долговязый и большерукий. И сам худой, и лицо худое, костистое, остроугольное, резкое. Возможно, кому-то такой эпитет покажется импрессионистическим, даже искусственным – сожалею, но я точнее не подберу. Больше того, если б мне предложили ограничиться всего одним словом, чтоб передать свое впечатление, я выбрал бы именно это – «резкий».
И точно по контрасту, глаза его всегда сохраняли подчеркнуто сдержанное и отчужденное выражение. Зато в пространстве перемещался стремительно, корпусом вперед. В общении был отрывист и хмур, притом что речь его отличалась подчеркнуто благородной архаикой, даже изысканностью, те, кто с ним сталкивался случайно и редко, даже могли его заподозрить в тайной издевке.
Мы жили поблизости друг от друга, однако общались мало и скупо. Я видел, что он держит дистанцию между собою и остальными. В поле общественного внимания время от времени возникают такие по-своему примечательные и нестандартные персонажи. Всегда они вызывают толки и возбуждают интерес. Но именно по этой причине я предпочел остаться в сторонке. Хотя, не буду скрывать, тянуло узнать его ближе и основательней. Себя старался уверить в том, что руководствуюсь чувством такта, но где-то – на донышке сознания – и понимал, и ощущал, что дело тут в больном самолюбии.
Но вот однажды случайно встретились, разговорились, и он неожиданно, чуть удивленно меня спросил:
– А почему вам, когда вы прогуливаетесь, не заглянуть ко мне по-соседски? Естественно, у людей воспитанных положено при этой оказии испрашивать аудиенции, но, как я понял, вы не охотник до церемоний и ритуалов. Так вот – я не знаю, когда вы свободны и расположены общаться, но сам, если дома, всегда буду рад вас видеть и быть вашим собеседником.
Изысканно, ничего не скажешь. Помедлив, я честно ему признался, что у меня создалось впечатление, что он на досуге предпочитает беседовать с собою самим.
Он усмехнулся, потом сказал:
– Дебаты с самим собою удобны. Когда ты сам у себя оппонент, всегда есть надежда договориться. И все же, хотя с таким собеседником достичь согласия легче и проще, это не самый разумный выбор. Легче и проще – не значит лучше. И уж тем более – мудрее. Кроме того, вы мне симпатичны. Симпатия – рыхлое слово, согласен, но я доверяю своей интуиции.
Это была его излюбленная фигура речи – он вам приписывал какое-либо соображение и сам же выражал с ним согласие. Мне очень хотелось ему сказать, что я обойдусь без этих подсказок – «стакан мой мал, но пью из него» – или еще что-нибудь в этом роде, каждый из нас имеет набор этих услужливых побрякушек, но – постеснялся. То ли его, то ли себя самого, не помню. А может быть, просто не захотелось укрыться за расхожим присловьем. Скорее всего, такого желания и не возникло, ибо он сразу же вызвал ответную симпатию. Притом что он был колюч, шерстист и мог при случае ошарашить.
