Если бы те, кто всю жизнь посвящает тому, чтобы унести с собой в могилу тайны, знали бы, в каком омерзительном и жутком виде эти тайны станут явными… Они бы всю жизнь потратили на то, чтобы эти тайны надоели всем до чертиков, до смеха, до… Они сами писали бы про себя сенсационные репортажи, публиковали бы результаты расследований, проводили бы семейные пресс-конференции, чтобы в малейших деталях и подробностях разобрать то, что раньше тщательно скрывалось. И единое информационное пространство с большой благодарностью приняло бы такую работу и сменило бы страх разоблачения волнительным ожиданием новых, более приятных событий.
Ведь скелеты в шкафу иногда на свету оказываются просто игрушечными, забавными, если их вовремя вытащить, конечно. Да и вообще – самое главное вытащить… Скелет страшен именно оттого, что его прячут в шкафу. Скелет в шкафу – это источник негатива по отношению к самому себе. А из-за наличия этого скелета непременно возникает перенос негатива на близких. И вот это страшно! Гораздо страшнее, чем вытащить скелет. Источником негатива может оказаться какая-то очень давняя, порой незначительная история. Мысль, ощущение, скоропалительный вывод. Поиск виноватого, перенос вины…
Вот, например, мать двоих дочерей, которые уже выросли, собирает их на девичник. Накрывает на стол, может видеосъемку организовать, главным образом для себя.
И дочерям, заинтригованным странным маминым поведением, сообщает следующее. Допустим, старшую будут звать Дуся, а младшую будут звать Фрося.
– Вот что, девчонки. Должна вам о себе кое-что рассказать. Был в моей жизни мужчина, я его очень любила. Он был из крутой дипломатической семьи, уехал на стажировку, а я очень тяжело переносила разлуку. Шло время, мне было страшно. Я была очень неуверена в себе, в нашем с ним счастливом будущем… И тут ваш отец… В общем, вышла замуж. Тут ты, Дуся, родилась. И вот везу я тебя в коляске по улице, вся такая гордая – мол все у меня в порядке, как у всех… И тут он навстречу! Да как набросился на меня: да что же ты наделала, да я же за тобой приехал, а с чужим ребенком – да, так и сказал…
– Гад, однозначно, – перебивает Дуся.
– Так вот, с чужим ребенком нам теперь никак. Да ты подумала, спрашивает он, что вы из нее вырастите в этой стране? А у нашего ребенка могло быть блестящее будущее… И так мне захотелось в ту минуту все назад обратно отыграть. Прости меня, Дуся, но я тогда подумала, если бы тебя не было – я бы за ним на край света побежала… И еще, со злостью тогда подумала, что выращу тебя настоящим и очень успешным человеком, во что бы то ни стало!
– Вот почему ты меня всегда только дрессировала, – мрачно цедит сквозь зубы Дуся.
– Да, наверное, и поэтому тоже. Прости меня за эти мысли и намерения.
– Ну, и чего дальше? – страдает от дефицита внимания к собственной персоне Фрося.
– А через несколько лет ты, Фрося родилась…
– Тоже назло кому-нибудь? – вредничает Дуся.
– Да нет. Фрося родилась во спасение брака. Все не без греха, девочки. И папаша ваш – тихоня тихоней, а уходить от меня собрался. Но как про беременность узнал, как теперь говорят, закрыли тему… И родилась ты, Фрося…
– И миссию свою выполнила, брак сохранила, за что мама тебя любит больше, чем меня… – Дуся еле сдерживает слезы.
– Злыдня, – привычно огрызается Фрося и вопросительно смотрит на маму, ожидая, когда та привычно скажет: девочки, не ссорьтесь, мне главное, чтобы вы были вместе…
Но мама непривычно молчит.
– Конечно, – продолжает Дуся, – я тебе, получается, блестящую перспективу загубила…
– Нет, – отвечает мама, – никто мне ничего не губил. Я сама все решала. Сама жила, и сейчас вполне довольна. И вами, и своей жизнью…
