Тьма лизала мои пятки и заставляла бежать быстрее. Ветки хлестали меня по щекам, не веря в моё предательство. А корни могучих вековых деревьев со скрипом вырывались из земли, желая поймать беглянку. И ни троп, ни просек, ни подставленных плеч под рыдание – только хаос, только колючий бурелом, который приходилось рубить на ощупь, слепо, на бегу.
Я бежала задыхаясь. Глотала воздух и слёзы, сдерживала всхлипы, что пытались прорваться наружу. Страх уже не стучал в груди – он выл. Он прожигал изнутри винный дурман в крови, обнажая истину в самой жестокой её форме.
Мне здесь больше не место.
И я бежала, бежала со всех ног. Только вот за спиной, словно шлейф холода, тянулся смех – вязкий, морозный и жуткий. Он был таким родным и чужим одновременно.
Тьма ухмыляется, наблюдая за моим глупым побегом, и шепчет. Шепчет мне на ухо истину раздвоенным языком:
– Ты действительно думаешь, что сможешь сбежать от себя?
Её голос звучит мягко, почти понимающе, но за этой обволакивающей интонацией прячется Она – та, что не прощает глупости, та, что всегда возвращается добить.
Завести с ней диалог – значит проиграть. Потому, задыхаясь от долгого бега, я на ходу мотаю головой, тщетно пытаясь выбросить из своего разума эту дрянь. И, будто в насмешку над этой жалкой попыткой, одна из ветвей, как живая, цепляется за деревянный гребень в волосах. Дёргает с неожиданной силой. Боль вспыхивает молнией, вырывая из горла вскрик – резкий, отчаянный, животный.
Однако даже тогда желание просто выжить было сильнее меня. Я дёргаюсь вперёд, вырывая из волос гребень вместе с несколькими прядями. И тогда – в порыве ветра, в вихре бега – мои белоснежные волосы рассыпаются по плечам, будто сорванный саван.
Я не остановилась. Не имела на это права.
Сдаваться я не собиралась. Я чувствовала, что была близка. К смерти, к спасению, к бездне – неважно. Всё смешалось в один пульсирующий узел, болезненно сжимающий грудную клетку изнутри. Потому вновь рванула вперёд по извивающейся тропе.
Моё упрямство бесило её. Тьму, что вилась за мной, как дым за пламенем. Она зарычала – низко, глухо, с яростью зверя, которого не приручить. Она пыталась ударить ещё раз, но уже не могла: впереди мерцал мой финиш. И потому, взбешённая, Она сорвалась и завопила мне в спину:
– Мерзавка! После всего, что я сделала для тебя! Неблагодарная тварь!
Голос в голове едва не оглушал, вторя без конца вслед обещания о моей скорой смерти.
Но пока внутри ещё теплилась надежда, разве мне было дело до глупых, жестоких слов? Однако, сколько ни закрывала я уши, я не могла не услышать тот надломленный рёв, которым Она провожала меня. Рёв той, кто наконец понял: мне действительно удалось от неё сбежать. Пусть и ненадолго.
Ведь я с разбегу врываюсь в ледяную горную реку – без колебаний, без прощаний, без сомнений. И преодолеваю невидимую границу, которую Она никогда не осмелилась бы пересечь.
Умереть в объятиях реки мне было милее, чем в лапах Тьмы. Холодная, свирепая стихия будто только этого и ждала – подхватила моё тело без промедлений, захлестнула с головой и увлекла в саму бездну. Поток нёс вниз с такой скоростью, будто бы и сам бежал от неё.
Какое-то время я ещё боролась, пыталась дышать под водой, но один оглушающий удар о подводные камни вышиб из меня всё – и воздух, и сознание, и волю. Вода проникала в лёгкие, мысли – в туман. И тогда, затихая, растворяясь в холодной пустоте, я вдруг думаю – с удивлением и почти с благодарностью: наконец-то… не придётся больше бороться.
Глупая. Тогда я ещё не знала, что это только начало.
Чья-то рука вцепляется в мою – крепко, решительно. Рывок – и меня выдёргивают из воды, как беспомощного котёнка.
