Издали Морионовые скалы походили на распахнутые крылья. Чёрные, дышащие испарениями горячих подземных источников, они почти отвесно обрывались перед лесом Барклей и обозначали границу. Деревья теснились у их подножия, особо смелые вскарабкались и пустили корни на каменных уступах.
Многим скалы казались негостеприимным местом, остальные и вовсе называли их проклятыми. Ходили слухи, что в древности здесь жили существа, могуществом почти равные богам: Тофосу и Умбре.
Жили и сгинули, а обитель осталась.
Почему? Отчего? Никто толком не ведал. Но Морионовые скалы окутывала дурная аура. И на эти чужие территории, пусть и покинутые, мало кто решался ступить. Только хины – паразиты – наведывались раз-два в год, словно отдавать исчезнувшим Древним дань уважения.
Здесь всегда было тихо. Скалы стояли задолго до того, как в сердце леса появились первые дриады. Видели их зарождение. Наблюдали, как Барклей растёт и крепнет, подбираясь ближе.
Вот и сегодня чёрные камни безмолвно наблюдали за дриадой. Высокой. С пышной грудью, какой впору хвалиться. И золотыми глазами, которые глядели поверх вуали, укрывшей каштановые локоны и нижнюю часть лица. Как у всякой дриады, уши её напоминали вытянутые треугольники с длинными витыми кончиками. От локтей до запястий руки укутывали лиственные рукава.
Дриада стояла на лужайке. Взирала на лес и будто не замечала, как ночную тишину рушат щелчки грозовых разрядов. Они сверкали в пещере у подножия скал, откуда тянуло кровью и горелой плотью.
Там вершилась месть. Там подопечные дриады умертвляли девчонку, из глотки коей уже не вырывалось ни звука.
Спирея – так звали первую жертву, дочь Хатиоры.
– Гера! – Зов дриады, не встретив преград, упорхнул во тьму пещеры. – Вы позабавиться решили?
– Да ладно тебе, – прозвучал шипящий голос. – Всё равно ждёшь. Никто ещё не пришёл.
– Не заигрывайтесь! – Она ждала, постукивая каблуком сапога по земле.
Втянув носом воздух, дриада снова обратила взор к лесу. Оглядела кроны деревьев, по которым рассыпались лунные блики.
Когда-то она жила в Барклей вместе с собратьями. Но ныне немногие дриады знали, что она жива, и её там никто не ждал. Никто не отвесил бы ей поклона. Не проводил бы взглядом, полным благоговения. Столкнись она теперь с кем-то из соплеменников, одни – кто помоложе – уже не признали бы её, а другие поспешили бы удалиться, вереща, что в лесу завелось привидение.
Ночью к чёрным скалам приближались либо одурманенные, либо заплутавшие, и шанс встречи с кем-то стремился к нулю. Потому подстёгнутая опрометчивым побуждением, дриада и призвала сторонников сюда.
Они бесшумно выскользнули из-за деревьев. Все мужчины в зелёных накидках с капюшонами – лиц не разглядеть. Дух захватывало, как красиво раздулся плащ одного из них, когда он ступил на лужайку, ринулся к дриаде и запечатлел на смуглой щеке поцелуй. Она не воспротивилась ласке. Напротив, будто ждала её. Улыбнулась и сунула руку в карман шаровар.
– Цветешь и пахнешь, дорогая, – промурлыкал он и уселся на замшелый валун, держа идеальную осанку.
– Льстишь и не стыдишься. – Она выудила на свет несколько алых, казалось, пропитанных кровью листов. И громче добавила: – Хватит, Гера!
– Да-да, отдаю, – донеслось из пещеры шипение.
– Правитель Антуриум ускакал, – произнес один из молчавших до сих пор мужчин. – Ежели интересного вам.
– Когда? – Вопрос дриады прозвучал ровно и чётко, но по лицу пробежала тень тревоги.
– Поутру.
– Куда?
– Не ведает никто, – вступил в разговор тот, кто наградил её поцелуем. – Тихо он упорхнул.
– Кому правление доверил? – поинтересовалась она. – Сыну?
– Архихранителю, – хором ответили мужчины.
– Аспарагусу?! Значит, они и правда близки. Как все изменилось…
