ЮДОЛЬ СТАРШИХ
БОГОВ.
Книга вторая: Белобог.
Глава первая.
Славные.
— Славный ты боец, Божко, —
убежденно сказал рослый мужчина, шагая следом за своим товарищем по
оружию, — Не зря тебя в детстве зверье за своего принимала. Свиреп
в бою, смотреть приятно, — продолжил он довольно, затем нагнулся,
чтобы поднять свой, кинутый пару мгновений назад на чудовище,
кинжал.
Он не попал в цель. Чудище
увернулось в самый последний момент, но именно это и стало его
роковой ошибкой: воспользовавшись тем, что оно отвлеклось, Божко
нанес решающий удар в горло своим верным, острым мечом.
Божко присел на камень и стал
вытирать свой испачканный кровью недругов короткий меч об кожаный
нарукавник. Он не понимал, как чья-то смерть может быть приятной,
но знал, что спорить с товарищем, чьим смыслом жизни были лишь
сражения и победы, не имеет никакого смысла. Божко радовало лишь
то, с каждым убитым чудищем, день, когда он вернется домой,
близился.
— Скоро можем возвращаться. Любава
по тебе истосковалась, небось, — произнес мужчина и внимательно
глянул на друга, надеясь на то, что воспоминания о любимой вызовут
хоть тень улыбки на его мрачном лице. Но Божко не улыбался, даже
для приличия не стал. Тогда мужчина, спрятав за пазуху оружие,
подошел к другу ближе, присел рядом и критично свел брови на
переносице, заметив, как он небрежно относится с оружием и
рукавицами, — Перчатки порежешь. Где ты себе потом вторые такие
найдешь? Без них меч из рук соскальзывать будет, а это в бою
отвлекает, — Божко его слушал, но меч он вытирал не от любви к
чистоте, а оттого, что за много лет жизни в постоянных сражениях
это занятие было единственным, что успокаивало его беспокойный от
непонимания смысла постоянных битв рассудок, — Оставь. Ниже есть
озеро, там остановимся, почистимся за одно. — он молчаливо убрал
меч в ножны, тяжелым взглядом оглядел все то, что он только что
своими руками сотворил: безжизненные тела десятков существ,
которые, по несчастливым обстоятельствам, оказались на границах его
мира.
— А ведь и им, наверное, было куда
вернуться, — произнес Божко тихим голосом, будто бы говорил с самим
с собой, — Жили для чего-то.
— Видимо для того, чтобы мы их, в
конце концов, зарубили на своей земле. Нечего им было к нам
соваться, Божко, ты здесь ни при чем. — мужчине было не впервой
слушать такое от своего друга. Он не придавал этим словам значения,
потому как помнил себя в то время, когда его впервые отправили в
бой и он убил первого человека. И его в прошлом терзали подобные
мысли, но он ко всему привык, предпочтя получать удовольствие от
своей жизни, и, наконец, полюбил ремесло убийцы. За то же его
полюбил и народ, стал с восхищением называть Великим Победоносцем,
что несомненно доставляло его самолюбию сладкое наслаждение.
— Скажи, Святовит, а ты никогда не
чувствовал будто твой враг совершенно не против быть убитым тобой?
Не замечал, как меч легко попадает в цель, рубит точно и
безошибочно, словно под него нарочно подставились?
— Хах! Это в тебе мастер меча
заговорил. Конечно, чувствовал, — ответил он, — Оставив за спиной
множество сражений, твоё тело начинает двигаться ещё до того, как
разум отдаст ему приказ. Ты становишься быстрым и неуловимым,
словно ветер, и тому, кто стоит на твоем пути не хватает ловкости,
чтобы укрыться.
Не об этом Божко его спрашивал, но и
говорить снова не стал. Не стоит забивать голову воину своими
сложными непонятными мыслями. Пускай радуется, что его товарищ тоже
стал таким же умельцем в бою, как и он сам.
— Кто это тут ещё, как ветер,
быстрый? — послышался за спиной знакомый воинам голос. Они
одновременно обернулись, поднялись с места, узнав в подошедшем
мужчине ещё одного друга, который ушел выполнять тот же приказ, что
и они, только на другой части границы. Вот только их встревожило,
что он один вернулся.
