Все началось внезапно. Смерти,
предательства, нападения. Мне словно перекрыли жизненную энергию:
не чувствую ничего, кроме ужасной усталости. Даже страха.
Я открываю глаза и понимаю, что
тяжелый груз, придавивший сердце, становится легче. В это мгновение
приходит осознание того, почему я больше не боюсь: у меня все
отняли.
Мне нечего и некого терять.
Моего отца?
Сестру?
Или друзей?
У меня больше нет никого.
Я устала настолько, что чувствовать
боль от потери становится невыносимо, словно огромную, кровоточащую
рану, посыпали солью. Не хочу об этом думать. Мотаю головой. Желаю
забыться хоть на мгновение, перестать видеть во снах кровь и
мертвых близких. Пытаюсь отвлечься, делаю несколько глубоких вдохов
и выдохов. На какое-то время это помогает, а потом я смотрю в
окно.
Поезд мчится в Северную резервацию
со скоростью света. Мы сели на поезд приблизительно минут сорок
назад, но мне кажется, что я полжизни сижу в этом чертовом купе,
запертая Дмитрием снаружи. Рада, что его нет рядом. А так же и
тому, что меня закрыли, ведь моей первой мыслью, когда мы поднялись
на поезд, было безумство. Я хотела умереть. Не знаю, как бы мне это
удалось сделать. Может, ударила бы или толкнула Дмитрия, побежала,
открыла дверь в тамбуре и прыгнула, когда бы поезд был на ходу. Или
пролезла бы в окно, или разбила бы его, что маловероятно.
Я не обдумывала детали, просто
поняла, что хочу положить конец этой истории. Но Дмитрий, словно в
голову ко мне влез, держался рядом, а потом просто затолкнул в купе
и запер дверь с другой стороны.
От Содержательного дома до
Пограничного пункта примерно час езды. Мы проедем пункт, а потом
направимся в Столицу. Так я предполагаю.
Ковыряю лак на ногтях, чтобы
отвлечься.
Щелчок.
Дмитрий открывает дверь и
вваливается в купе.
– Я могла бы быть не одна или
раздета, – говорю, не отрывая взгляда от ногтей.
Он фыркает.
– Вряд ли. Ведь я тебя запирал.
– Просто к сведению: я принадлежу
тебе, так сказала Элеонора, но, пожалуйста, научись уважать мое
личное пространство. Хотя бы стучись, – поднимаю глаза и встречаюсь
с ним взглядом.
Лицо Дмитрия непроницаемо, такое
чувство, будто он меня совсем не слушает. Скорее всего, так и
есть.
– Зачем пришел? Мы еще не в Столице,
рано меня забирать.
– Сегодня ты не доедешь до Столицы,
– говорит Дмитрий.
Мои руки невольно сжимаются в
кулаки, ком встает в горле.
– Ты умрешь на Пограничном пункте, –
его голос звучит зловеще.
Внезапно меня охватывает паника.
Странно. Разве не этого я хотела полчаса назад?
Ошарашенная таким поворотом, я
вскакиваю и набрасываюсь на Дмитрия. Конечно, я не умею драться, у
меня мало сил, слабые мышцы, не знаю абсолютно никаких боевых
приемов. Поэтому Дмитрий ловит мой кулак на половине пути со
скучающим выражением лица.
Кровь вскипает в жилах, я хочу
закричать, взгляд Дмитрия падает на мои губы, и он в мгновение
разворачивает меня к себе спиной, заламывает руку за спину, а
другой затыкает мне рот.
– Дура, – ругается он. – Умрешь
официально, по бумагам. Тебе просто дадут новое имя и досье. Жизнь
с чистого листа.
Меня тошнит от запаха его одеколона.
А может и от него самого. Вероятно, Дмитрий забыл, чем мы
занимались с ним в Содержательном доме, а вот я – нет. Помню даже
капельки пота, выступающие на его лбу, прерывистое дыхание и вкус
губ. От воспоминаний мне становится не по себе. Ненавижу его. Их
всех.
Дмитрий все еще держит меня тесно
прижатой к нему и затыкает рот. Он мне противен, и я знаю, что тоже
ему неприятна.
Дергаюсь, но он не отпускает, ждет,
пока я успокоюсь. Это злит, поэтому, как только мне удается, я
кусаю его, чтобы он отстал.
Дмитрий дергается и выпускает мою
руку из захвата. Он потирает красные пальцы от укуса, но не
произносит ни звука, как будто это всего лишь комариный укус.
