Посвящается светлячкам, которые
в непроглядном мраке ночи
остаются маленькими огоньками надежды.
И всё же мне иногда хочется, натянув капюшон балахона, в сумерках дождливого вечера сидеть на лавке пустого сквера, и вдыхая горькие клубы табачного дыма, смотреть, как с неба падают дождевые капли. Падая с неба, они летят в пропасть, отделяющую меня от окружающего мира. Я смотрю вверх, небо свинцово серого цвета, сливается с выпускаемым мной дымом, смотрю в пропасть и не вижу другого края, подставляю дождю ладони, он ласкает их нежной прохладой. Дождь падает с неба в пропасть, а я сижу посредине, окружённый туманом дыма.
Я сижу в этой пропасти, но не на дне, потому что она бездонна и не с краю, потому что она бескрайна. У меня нет выхода, кроме как натянуть капюшон посильнее и прыгнуть. Но, где взять смелости?
Продолжаю курить и думать, я вижу зелёные листья и редкие лица прохожих, но между нами пропасть. Собравшись с духом, решаюсь прыгнуть, закрываю глаза и, стиснув зубы, ныряю в пустоту бесконечной бездны. Мир пролетает как через трубу калейдоскопа, в котором искристые стекляшки организуют хоровод вселенной, вижу там все свои чувства, события, близких, вижу весь мир, но он далеко. Я тяну к нему руки, но он, как солнечный зайчик постоянно снаружи сжатых ладоней.
Дождь прошёл и местами оставил лужи, я иду по ним в мокрых сандалиях. Тучи пропустили к земле солнце, и оно моя маленькая надежда. А я продолжаю падать в пропасть, чтобы достичь мира, но он от меня так же далеко, как и прежде, но зато теперь уже светит солнце.
Вечер, я наедине с пустым шоссе. На полной скорости движусь в сторону заката, кривоватой полосой подытожившего линию горизонта. В душе пустота, и злобная желчь в сердце, два желания быстрее и дальше. Я закуриваю сигарету, она отражается в лобовом стекле вместе с огоньками моих глаз. Сердитая тёмная ночь всё гуще объединяет краски в тёмном тумане безразличия. Злобно вжимая в пол педаль газа, я лечу на полной скорости, как будто за мной гонится стая призраков или чёрная дыра, готовая проглотить меня, если я от неё не оторвусь. Крыша моей машины открыта, и сильный боковой ветер словно пролетает сквозь уши, облака быстро движутся в сторону юга.
– О, Лис, как же ты меня достала, – я не смотрю на дорогу мне больше нравится наблюдать в зеркало заднего вида, как сливаются в единую полосу черты разделительной линии. Интуитивно жду, пока двигатель наберёт полные обороты, для этого требуются секунды, но они тянутся как вечность. Ожидание в тягость.
Я свернул на узкую двухколейную дорогу. Близко растущие к проезжей части деревья смыкались над ней, как будто здоровались за руки. Мне нравится их шелест на сильном ветру, они переговариваются как живые. А я несусь во мрак ночи, выхватывая из её пределов лишь два больших пятна освящённых фарами. Раздались первые раскаты грома. Притормозив закрыл крышу, она с характерным техническим шумом сомкнулась надомной. Практически сразу, с нарастающим грохотом обрушился дождь. Дворники захлёбывались, разгребая потоки воды. Но, это лишь усиливало азарт, машина набирала скорость, ветки деревьев изредка цепляли лобовое стекло и тёрлись о боковые двери.
Безнаказанность, наверное, губит, два лунно-белых огонька лишь успели мелькнуть перед глазами, и только после сильнейшего удара я понял, что это были фары.
Я очнулся в сине, белой комнате с ощущением того, что попал в настоящий ад. Не было не одной части тела, которая не болела бы, шея не вращалась и я только по средствам неимоверных усилий смог подробно разглядеть верхнюю часть стены переходящую в потолок. Лампа дневного света слепила глаза. И время остановилось, уступив место боли.
