1.
Весной степь звучит голосами
любви.
Цикады, ветер, шелест трав, крики
птиц и едва слышная поступь зверей, – сплетаются в мелодию,
знакомую, переполняющую сердце. И яснее всего она слышна на
рассвете.
Волосы и кожа впитали запах трав, в
поцелуях был вкус пыльцы, и тепло земли – в каждом прикосновении.
Ночь уходила, птицы перекликались все громче, и Тирид приподнялась,
взглянула в светлеющее небо.
– Нам надо идти, – сказал Шебу. – Мы
слишком близко к кочевью.
Странно было вспоминать о кочевье –
о шатрах, разбитых в привычном порядке, об овцах, белоснежных и
крапчатых, об охотниках возвращающихся с добычей, и об отце,
сказавшем, что никогда не отдаст Тирид в жены Шебу.
Кажется, будто много дней и лун
прошло с этих пор, но ведь только вчера, на закате, она бежала с
Шебу. Солнце не успело уйти за край неба, а они уже решили, – нужно
покинуть родных, не медля ни мгновения.
Тирид отыскала рубаху среди смятой
травы и, обернувшись к Шебу, спросила:
– Куда пойдем теперь?
Вчера знали только одно – нужно
скрыться в степи, пусть их спрячет ночь. Только самые отважные
охотники уходят от ночного костра в темноту, и Тирид знала – Шебу
смелее всех, и рядом с ним становилась бесстрашной.
Но настало утро, пришла пора решать,
где укрыться от гнева родных. Пересечь ли реку, отправиться в
селения черноголовых? Но каждый слышал, что живущие там ненавидят
чужаков, приносят в жертву своим богам или обращают в рабство.
Отправиться в другое кочевье? Но кому нужны беглецы, у которых нет
ни шатра, ни овец, лишь амулеты да охотничий лук?
Шебу обнял ее, прошептал:
– Куда бы мы не пошли, никто не
обидит тебя.
От этих слов замирало сердце. Тирид
смотрела на Шебу, и мысли сбивались, теряли ясность. Утренний
сумрак наполнял его глаза, заострял черты лица. Тени текли,
сплетались с родимым пятном над правой бровью, с лучами темной
звезды. «Дурной знак», – так говорили все в роду.
Тирид протянула руку, прикоснулась к
отметине.
– Если бы не этот знак, – сказал
Шебу, – мы могли бы уйти в другое, дальнее кочевье…
Он продолжал говорить, винил себя в
том, что она лишилась крова над головой, родных и привычной жизни.
И тогда Тирид отстранилась, обеими руками сжала ладонь любимого, и
слова вырвались сами, раньше мыслей:
— Не смей говорить так! Нет
там для меня счастья. Ни отец, ни весь род не указ нам! Даже если
бы ты был моим братом, я стала бы женой только тебе, больше
никому!
В этот миг появился чужак. Не
пришел, не подкрался, — возник внезапно на краю низины, и
рассветное солнце окрасило алым его лицо и одежду. Таких высоких
людей Тирид прежде не видела, и черные волосы незнакомца были
длинными, будто он не стриг их никогда. Запястья охватывали
браслеты, широкие, медные, покрытые непонятными знаками, а на шее
висел колдовской амулет.
Но, лишь когда незнакомец встретился
с ней взглядом, Тирид почувствовала страх. Глаза его были серыми,
бездонными и завораживали без чар.
— Назови себя! — воскликнул Шебу. В
правой руке он сжимал кинжал, готов был кинуться на чужака,
сразиться.
— Я — Намтар-Энзигаль, —
отозвался тот. И улыбнулся, обнажив клыки, ослепительные, острые,
как у дикого зверя.
— Ты демон! — выдохнул Шебу.
— Я — пьющий кровь, — ответил
пришедший и, шагнув вниз, опустился на землю, сел напротив.
Пьющий кровь. Тирид
хотелось вцепиться в руку Шебу, спрятать лицо у него на плече,
исчезнуть. Шебу — великий охотник и воин, но кто он против
демона?
Намтар-Энзигаль внимательно смотрел
на них, уже без улыбки, и словно бы ждал чего-то.
— Ты пришел убить нас? —
спросил Шебу тихо, но твердо.
— Нет. — Демон качнул головой,
помедлил мгновенье. — Я пришел сделать вас детьми своего
сердца.
Тирид невольно прижала руку к
груди. Ее собственное сердце билось так, что казалось еще миг — и
вырвется наружу.
