– Уверены, что этот ваш старлей справится? – не отрывая бинокля от глаз, угрюмо спросил комбат.
Скривив губы в усмешке, майор Волков ответил, глядя в коротко стриженый затылок с оттопыренными ушами:
– Не волнуйтесь, товарищ полковник. Это лучшие спецназовцы из всех, кого я знаю.
Полковник Зраев слыл изрядным скептиком, однако всегда водил конвои строго по расписанию, не давая спуска ни себе, ни кому-либо другому. Не мудрено, что сейчас он был недоволен вынужденной задержкой.
– Не очень-то верится, – пробурчал комбат. – Сильно крутыми они не выглядят. Да и медлят чего-то. Сколько времени прошло? Час?
– Тридцать четыре минуты.
– Пора бы уже себя проявить. Чего возятся до сих пор? У меня колонна стоит. Идеальная цель. Каждая минута на счету. Где активность, майор?
– А что вы желаете увидеть? – Волков опять усмехнулся. – Эти ребята способны работать без лишнего шума. Мы можем даже не понять, когда всё закончится.
– Скажите ещё «без единого выстрела».
– Вполне возможно.
Комбат опустил-таки бинокль, повернув к майору хмурое лицо с большим, обгорелым под жарким сирийским солнцем шелушащимся носом и выцветшими бровями.
– Только сказки рассказывать не надо. Стрельбу мы всяко услышим. У вас рация с частотой старлея этого… как там его?
– Марданов, товарищ полковник.
– Во-во, Марданова. Есть или нет?
– Так точно, есть.
– Вот и включите. Послушаем. По переговорам тоже кое-что понять можно.
– Это вряд ли. – Майор всё же достал рацию и, включив её, выкрутил громкость до упора. – У них свой кодовый язык.
Полковник отмахнулся:
– Ай, бросьте. Все коды у спецуры одни и те же. Привыкли к штампам. Ничего сложного. Нашли секрет Полишинеля, понимаешь…
Динамик радиостанции ожил, выдав короткую фразу на непонятном языке. Другой голос ответил похожими неразборчивыми словами.
Зраев удивлённо уставился на майора:
– Они что, на сирийском болтают? Или это террористы? Почему на частоте спецназовцев?
– Я же говорил, – пряча улыбку, невинным голосом пробормотал Волков.
– Перестаньте всё время ухмыляться, – насупился полковник и снова припал к биноклю.
Рация выловила из эфира ещё несколько непонятных реплик, после чего надолго умолкла.
– Это не сирийский, – сказал с акцентом стоявший рядом офицер из местных. Он в своё время учился в Москве и теперь сопровождал комбата в качестве переводчика. – И не арабский. Даже не представляю, что за язык.
Не отреагировав на его реплику, Зраев продолжал смотреть в бинокль, а Волков только кивнул, подтверждая слова сирийца.
– Разрешите доложить! – бодро говорю, неслышно подходя к отцам-командирам со спины.
Обернувшись, офицеры увидели меня в запылённом камуфляже и пухлой разгрузке с нетронутым боекомплектом. Трудновато, конечно, узнать старшего лейтенанта Марданова под гримом тактической краски да ещё в пятнистой косынке, скрывающей причёску. Хотя какая там причёска? Обычный армейский бобрик. Но моя манера независимо держаться бросалась в глаза. Автомат, который я бережно, словно младенца, прижимал обеими руками к «лифчику», позволял не козырять. Впрочем, начальство и без того впало в ступор.
Не давая высоким чинам опомниться, спешу донести до них самое основное:
– Засада уничтожена. Колонна может продолжать движение.
– Как?.. – захлопал глазами после недолгого молчания Зраев. – А боестолкновение? Не было же стрельбы. Вы что, товарищ старший лейтенант, просто прогулялись туда-обратно, никого не встретив? Зачем тогда голову морочили какой-то там засадой?
